Адмирал Колчак. Драма Верховного правителя - Владимир Геннадьевич Хандорин

нем и постараться сделать из него слугу Родины нашей и хорошего солдата… Относительно денег я писал, что не могу высылать более 5 000 франков в месяц, так как при падении курса нашего рубля 8 000 франков составят огромную сумму около 100 000 рублей, а таких денег я не могу расходовать, особенно в иностранной валюте. Из моего письма ты усмотришь, что никакой роли в смысле представительства и приемов не только не требуется исполнять, но, по моему мнению, она недопустима и может поставить тебя в очень неприятное положение»[730]. Письмо тяжелое, но из него видно, что о семье Колчак продолжал заботиться и обеспечивать ее, при этом на собственном примере внушая жене о недопустимости играть какую-либо «светскую» роль.

Письмо А.В. Колчака жене

15 октября 1919

[ГА РФ. Ф. 10363. Оп. 1. Д. 19. Л. 7–10 об.]

На упреки жены, по-видимому, связанные с А.В. Тимирёвой, слухи о пребывании которой в Омске возле него уже несомненно дошли до нее, адмирал отвечал коротко, но выразительно: «Если ты позволяешь себе слушать сплетни про меня, то я не позволяю тебе их сообщать мне. Это предупреждение, надеюсь, будет последним»[731].

К серии сплетен о личной жизни Колчака относится расхожая «байка» о том, что он якобы был «наркоманом-кокаинистом» (в другом варианте – «морфинистом»). Первоисточником этой байки был все тот же глава французской военной миссии при правительстве адмирала генерал М. Жанен, находившийся с ним в натянутых отношениях, а затем санкционировавший выдачу адмирала чехами повстанцам в Иркутске в январе 1920 года в нарушение данного ранее слова офицера и гарантий безопасности. Свое подозрение о пристрастии адмирала к наркотикам он высказал лишь как предположение, основанное на личной неприязни (которая была взаимной). Ни у одного из других – включая более приближенных – соратников и близких А.В. Колчака ни в мемуарах и дневниках, ни в переписке ничего подобного не встречается. Но советская пропаганда с удовольствием использовала эту байку Жанена, откуда она перекочевала в исторические романы отдельных писателей, а затем и в арсенал современных певцов большевизма.

Что касается морального облика адмирала, то выше уже цитировались слова министра труда, социал-демократа Шумиловского, сказанные на суде, о его безукоризненной честности.

В Перми Колчак встретился с сыном глубоко чтимого им прославленного вице-адмирала С.О. Макарова, которого считал своим учителем, погибшего на его глазах в Русско-японскую войну, – лейтенантом флота Вадимом Макаровым. Колчак задушевно встретил Вадима Макарова, обнял его, долго беседовал. Лейтенант Макаров сражался с большевиками на фронте, позднее эмигрировал.

А осенью 1919 года прибыла в Омск в распоряжение Колчака поручик Мария Бочкарёва – вторая в России женщина-офицер после легендарной «девицы-кавалериста» Надежды Дуровой, создатель и командир первого в России женского батальона. Но если жизнь Дуровой была многократно описана дореволюционными и советскими историками, то имя Марии Бочкарёвой – женщины не менее, если не более замечательной, достойной пера романиста, – оказалось незаслуженно забытым. Причина проста: Бочкарёва после революции оказалась в стане белых, и для советских историков ее имя стало табуированным. Женщина из народа, до войны жившая в Томске, в Первую мировую войну она добровольцем ушла на фронт: в отличие от Дуровой, маскировавшейся под мужчину, ушла в собственном обличье. Воевала, за храбрость была награждена Георгиевским крестом и произведена в офицерский чин. При Керенском она организовала и возглавила первый «женский ударный батальон» – одну из немногих воинских частей, до конца оставшихся верными Временному правительству. Вскоре после Октября Мария с приключениями выбралась за границу и посетила Англию и США с целью информирования общественности этих стран о положении дел в России, призывая союзников к помощи против большевиков. Там ее принимали самые знатные лица: английский король Георг V, американский президент В. Вильсон, многочисленные министры. Вместе с английскими экспедиционными войсками Мария отплыла в Архангельск, а после их эвакуации осенью 1919 года выехала в родную Сибирь и прибыла в Омск. Колчак уделил знаменитой женщине личную аудиенцию и предложил ей сформировать женский военно-санитарный отряд (как и большинство мужчин-военных того времени, он скептически относился к использованию женщин непосредственно в боевом качестве – в отличие от А.И. Деникина, у которого единичные женщины-добровольцы служили в армии). Но Бочкарёва прибыла слишком поздно: на дворе стоял конец октября 1919 года, через две недели белый Омск пал, началось крушение фронта и агония армии. В следующем году замечательная патриотка и амазонка трагически погибла: после победы большевиков ее расстреляла ЧК (несмотря на то, что она не скрывалась, сама явилась и сказала, что разочаровалась в борьбе и более не желает участвовать ни в какой деятельности. Но у большевиков были свои понятия…).

Адмирал Колчак верил в победу и в критические осенние месяцы 1919 года еще надеялся, что неудачи носят временный характер. В письме жене в Париж 15 октября 1919 года он писал: «Я знаю одно, что я нанес большевизму и всем тем, кто предал и продал нашу Родину, тяжкие и, вероятно, смертельные удары. Благословит ли Бог меня довести до конца это дело – не знаю, но начало конца большевиков положено все-таки мною»[732]. В другом письме от 16 сентября читаем: «Все пройдет, и проклятое пятно большевизма будет стерто как грязь с лица русской земли – я все-таки положил хорошее для этого основание, и десятки тысяч предателей уже не воскреснут»[733]. Но этим надеждам не суждено было сбыться…

Глава 9

Адмирал уходит в последнее плавание

Крушение фронта и поиски выхода

Поражение армии на Тоболе поставило под вопрос само существование Белого движения на Востоке России, непосредственно возглавляемого А.В. Колчаком. Красная армия приближалась к колчаковской столице – Омску. Тем временем на Юге армии Деникина продолжали наступать на Москву и, казалось, вот-вот победоносно вступят в нее. Но их наступательный порыв был уже исчерпан, и на рубеже октября – ноября они потерпели решающее поражение на дальних подступах к Туле.

До этого предводители белых и либеральная пресса еще утешали себя тем, что неудачи на Восточном фронте компенсируются победами А.И. Деникина на Юге. Газеты острили, что большевики «латают Тришкин кафтан» по образцу персонажа басни Крылова, затыкая дыры то на одном фронте, то на другом. Когда же военное счастье изменило и Деникину, была подорвана вера в успех всего дела.

Тыл охватили настроения уныния и паники. Упала и вера в самого Колчака среди населения и в самом его окружении. По свидетельству одного из министров, теперь «кругом уже говорили, что адмирал несет с собой несчастье». Как вспоминал министр Г.К. Гинс, в эти дни «адмирал весь ушел в свои глаза. Его глаза смотрели мимо собеседников, большие, горящие, бездонные, и были устремлены в сторону фронта»[734].

Как бывает в таких случаях, люди начинают искать в