Семь эпох Анатолия Александрова - Александр Анатольевич Цыганов

Что касается задач научных, то первым делом было решено продолжать последнее увлечение Курчатова – исследование высокотемпературной плазмы. С этими целями Александров пробил в министерстве и ЦК решение о сооружении на территории института экспериментальной термоядерной установки «Огра-II» – магнитной ловушки с инжекцией нейтральных атомов. На обоснование, решение и монтаж понадобилось целых два года, но оно того стоило: вокруг новой «Огры» стали вырастать сектора и лаборатории с интересными научными задачами – получения сильноточных ионных инжекторов, изучения быстрых процессов в плазме, диагностики высокотемпературной плазмы. Вплоть до экспериментальной проверки гипотезы существования кварков. Это, правда, был уже 1965 год.

Почему же на это понадобилось столько времени? Вопрос философский. Первый, самый очевидный ответ на него прост: эх, Борода, как же всё-таки ты умел управляться с людьми… А он ведь действительно мог позвонить какому-нибудь министру и как бы с традиционной своей лёгкой шутливостью задать вопрос: «Ты как, надёжно на своём кресле сидишь?» После чего проблема чаще всего сразу же решалась. В худшем случае озвучивались оправдания, как и почему что-то не получилось, и следовали обещания немедленно всё исправить.

Ну, так Курчатов – это была величина! В высших кругах прекрасно знали – или слышали в первой-второй передаче, что ему доверял сам Сталин. Причём на уровне: «А что Игорь Васильевич скажет, то и делайте». Во-вторых, за Курчатовым некогда стоял Спецкомитет, а за ним – лично Лаврентий Павлович Берия. И Хрущёв, даже сковырнув последнего, полностью перенял от того первоочередное внимание к нуждам атомщиков.

А.П. Александров встречает в ИАЭ делегацию космонавтов и ракетчиков. Фото Д. Переверзева.

Из семейного архива П.А. Александрова

А что такое Александров? Ну да, ближайший сподвижник Игоря Васильевича. Но – не Курчатов. Да, величина, но не та. Не мог он позволить себе поинтересоваться максимально доброжелательным тоном у того или иного министра, крепко ли стоит под ним кресло. Обычный директор научного института, от которого уже мало зависело самое главное для руководства страны – обороноспособность.

Атомный флот дежурит в море, причём надёжно, создавая американцам массу проблем одним своим существованием. Бомбы опять же теперь сами по себе делаются, всё новое там силами одного Арзамаса-16 создаётся, включая «Царь-бомбу» о пятидесяти мегатоннах, что в октябре 1962‐го на Новой Земле испытали.

Да и вообще, от бывшей Лаборатории № 2 давно выделились самостоятельные научные институты. Ещё в 1945 году отделилась группа А.И. Алиханова, разрабатывавшая тяжеловодные реакторы и образовавшая в конце концов Институт теоретической и экспериментальной физики (ИТЭФ). «Бомбовики» во главе с Харитоном преобразовались в ядерный центр Арзамас-16, ставший КБ-11 и позднее – Всесоюзным научно-исследовательским институтом экспериментальной физики (ВНИИЭФ). Отдел радиоаппаратуры во главе с членом-корреспондентом АН СССР А.Л. Минцем выделился в 1951 году в самостоятельный Радиотехнический институт. Ещё через два года отделился Отдел физики высоких энергий во главе с М.Г. Мещеряковым, прошедший через стадии секретной «Гидротехнической лаборатории», менее секретного Института ядерных проблем АН СССР и совсем открытого Объединённого института ядерных исследований (ОИЯИ) в Дубне. Наконец, в 1958 году Курчатов сам отправил в Сибирский филиал Академии наук СССР Лабораторию новых методов ускорения Г.И. Будкера.

Здесь создавалось ядерное оружие России. Арзамас-16.

Фото автора

Главное здание Института атомной энергии

имени И.В. Курчатова. 1979 г. Из открытых источников

А.П. Александров и Е.П. Славский. Из открытых источников

Так что Институт атомной энергии – уже так, просто научное учреждение. Контроль над которым к тому же с 1962 года никак не поделят Государственный комитет Совета Министров Союза ССР по использованию атомной энергии (ГК ИАЭ) и Министерство среднего машиностроения (МСМ). А его новый директор… Да он вовсе даже не коммунист!

Замечено было всеми: в начале 1960‐х годов, в отличие от эпохи Курчатова, количество чёрных «членовозов», что подъезжали к трёхэтажному зданию, где размещалось КПП, уменьшилось кратно.

А в ЦК Александрову сказали парадоксально – велеречиво, но прямо: вас лично, Анатолий Петрович, мы уважаем, но, простите, решения здесь принимает Коммунистическая партия Советского Союза. А вы в ней – никто, следовательно, и для неё – никто. И ЦК предпочтёт по важным организационным – и кадровым! – вопросам через вашу голову общаться с парткомом ИАЭ. Который недаром был поднят из политотделов и которому недаром были приданы права райкома партии. Или партия для вас пустое место, товарищ Александров?

Нет, так грубо и зримо вопрос не ставился. Всё было гораздо вежливее, но – грубо и зримо такой вопрос подразумевался.

Вот тогда Анатолий Петрович и подал заявление. Которое в 1962 году было удовлетворено, а всего через четыре года после этого Александрова ввели в состав ЦК. А старый бродяга Ефим Славский, «будённовец», как называл его Игорь, ещё и язвил по этому поводу: «Беспартийный член ЦК». [117] Он-то прекрасно знал истинные настроения своего приятеля. И кое-что – о его прошлом…

Глава 2

Бои местного исторического значения

Время, однако, шло. Даже и бежало. Кто из живших когда-либо на земле не отметил хоть раз это беспощадное обстоятельство? Наверняка даже буддистские монахи, отрываясь на минутку от наблюдения за тем, как растёт дерево, вздыхают по этому поводу. Вот и в Курчатовском институте время неумолимо застилало новыми делами и новыми проектами те заделы, что начаты были его основателем.

В 1962 году были созданы лаборатория радиационной стойкости и лаборатория по проблеме получения и исследования трансплутониевых элементов. В 1963‐м – горячая радиохимическая лаборатория, в 1964‐м – лаборатория аналоговых измерительных устройств, в 1965‐м – лаборатория математического эксперимента, лаборатория плазменных волн и лаборатория теоретической физики.

Много внимания по-прежнему отдавали плазме – с перспективой той же: выйти на управляемую термоядерную реакцию. Тут имеющий хорошие связи в Академии наук академик Миллионщиков приложил руку к тому, чтобы в состав ИАЭ была включена Магнитная лаборатория АН СССР в районе Красной Пахры. Однако при этом новый директор ИАЭ, твёрдо зная, что массированное строительство атомных электростанций в России неизбежно, нацелил соответствующие сектора как на изучение физики активных зон промышленных уран-графитовых и уран-водных реакторов, так и на создание, так сказать, «неклассических» реакторных установок. Например, с органическими теплоносителями и замедлителями. Для чего уже 10 февраля 1962 года при объекте ВВР-2 создали лабораторию органических реакторов.

Нельзя было забывать и про моряков с их ядерно-энергетическими установками. В Физико-энергетическом институте (то есть в бывшей Лаборатории «В», она же п/я 412), с 1960 года вошедшем в систему Госкомитета