Семь эпох Анатолия Александрова - Александр Анатольевич Цыганов

и название установки) нейтронов в сутки не получается. При всём остроумии идеи сжимать плазму магнитными полями до зарождения синтеза температуру и давление до критических уровней поднять не удавалось. И не удалось. Но Курчатов этого уже не узнал…

На следующий день, 5 февраля, он едет в министерство на Большую Ордынку, участвует в заседании Научно-технического совета Минсредмаша. А утром 6 февраля снова приезжает на «Огру» с академиком Л.И. Седовым, видным специалистом по газовой динамике, которого наметил привлечь к разработке вопросов турбулентности плазмы. Весёлый и оживлённый, Курчатов проходит по лабораториям, общается с сотрудниками, готовя с ними съёмку установки для «Центрнаучфильма». Предупреждает всех о встрече назавтра вечером.

Правда, прямо с пульта «Огры» позвонил на дачу жене и попросил приготовить ему успокоительных капель, чтобы «не шебаршиться». Но вечером к Курчатову приезжает заместитель начальника Главного управления по использованию атомной энергии при Совмине СССР Д.В. Ефремов, и они ещё долго готовят документы на ближайшие рассмотрения в Инстанции.

Насколько можно при этом процессе не «шебаршиться» – вопрос тот ещё…

А «завтра», в воскресенье 7 февраля 1960 года утром, даже не будя жену, Игорь Васильевич вроде бы ненадолго – у него после обеда ещё одна встреча-совещание – уезжает. Едет в загородный санаторий в Барвихе к Юлию Харитону, где тот лечится. Здесь приглашает старого друга и коллегу прогуляться и обсудить тезисы доклада, который должен был сделать по программе намечавшейся поездки Н.С. Хрущёва во Францию на четырёхстороннюю встречу руководителей СССР, США, Великобритании и Франции.

Предлагает присесть на скамейку. Смахивает снег. Оба садятся. Но Курчатов… Он почему-то молчит. А потом голова его падает на грудь…

Александров напугал диспетчера в гараже страшным не своим голосом, когда потребовал немедленно вызвать ему машину. И не просто немедленно, а срочно-срочно-срочно!

Тот, зная обычный тон замдиректора, едва не выскочил сам, чтоб поскорее доставить автомобиль ко вторым воротам по Пехотной улице. Должно было случиться что-то воистину страшное, чтобы известный своею сдержанностью и вежливостью АП так вот рычал и в голосе его явственно клокотало отчаяние.

Да, страшное случилось. Анатолий Петрович, как и все – а то и лучше других, – видел, как всё труднее становилось Бороде управлять большим научным хозяйством института, следить за всей массой интересовавших его работ, принимать делегации, ездить по начальству. А ведь каждый день утром он отправлялся то в ЦК, то в министерство.

И всё же просто оборвалась душа от неожиданности и от бесконечной окончательности известия, когда в воскресенье утром 7 февраля позвонил из Барвихи Юлий Харитон и сказал только: «Приезжайте скорее, Игорь Васильевич умер!»

Господи, рано, рано, рано, как рано! Игорю же только что всего 57 лет исполнилось! Самый расцвет для учёного! Сколько ещё он сделать смог бы! Как он сказал незадолго до своей смерти: «Хороша наука физика! Только жизнь коротка…»

* * *

После кончины Игоря Васильевича Курчатова практически все в Институте атомной энергии, сразу же названном его именем, были убеждены, что лучшего преемника великому предшественнику, чем А.П. Александров, не найти.

В Минсредмаше руководство придерживалось примерно такого же мнения. Разве что с небольшим червячком сомнения по поводу того, что скажет Инстанция на предложение назначить беспартийного на пост директора такого особого научного заведения.

Сомнения были небеспочвенными: несмотря на однозначную позицию Е.П. Славского в пользу А.П. Александрова, добро на соответствующий приказ в ЦК дали только 21 марта 1960 года.

Что же до Александрова, то он думал в это время (и однажды даже высказался дома в кругу родных): «Высоко же я забрался, как бы теперь спланировать, а не спикировать…»

Впрочем, ещё в качестве первого заместителя директора Анатолий Петрович, по сути, всё равно руководил институтом. Но интрига существовала: вполне живы и здоровы были многие соратники (и противники, но такие же профессионалы в научной сфере) Игоря Курчатова, с кем он начинал. А в Минсредмаше было достаточно профессионалов в сфере организации, кто начинал с ним. Чем, например, не подошёл бы Павел Михайлович Зернов, что был директором КБ-11 в Сарове и прекрасно управлялся со сложнейшими задачами и сложнейшими людьми, создававшими не что-нибудь, а Бомбу? А потом – и Супербомбу…

Но с другой стороны, и в ЦК сидели люди грамотные и прекрасно понимали, что такого удачного сочетания талантов одновременно и в научной, и в организационной сфере, которое воплощалось в Анатолии Александрове, в их распоряжении больше нет. Или – или. Посади на место Курчатова того же условного Зернова – тому тут же нужно будет придавать научного руководителя. И кого? Не того же ли Александрова?

Так зачем огород городить – не проще ли ему этак тихо, но веско порекомендовать в партию вступить?

Ну и наконец, ни для кого в аппарате ЦК не было секретом, что доверие и уважение к АП, как всё больше людей называли Александрова в ИАЭ, было там практически абсолютным. А в аппарате, что ни говори, тогдашнее отношение к «физикам», особенно к физикам-атомщикам, было смешанным – опасливо-уважительном. Эти люди как-никак одновременно и создавали почти абсолютную гарантию безопасности страны и, соответственно, власти, и контролировали, держали на привязи предельно опасного ядерного монстра. От каждого младшего научного сотрудника, да и профессора, конечно, мало что зависело в плане как достижений, так и угроз – время одиночек в науке прошло безвозвратно, – но партия на том и стояла, что умела эффективно управлять массами. А потому бередить дополнительно недовольство и без того фрондирующих «физиков», особенно из-за вполне лояльного к властям Александрова, аппарату было не нужно. В партию вступит – и ладно.

Аппарат вообще умнее и хитрее тех, кого обслуживает. Если только те сами не гении аппаратной интриги. Хрущёв был в этом смысле цепким хуторским хитрецом, но гением не был. Отчего его позже, в 1964 году, тем же аппаратом и обыграли в два хода. И согласие своё на назначение Анатолия Александрова дал автоматически, тем более что и у него никаких возражений, по сути, не было. Александрова он знал как человека, только что запустившего нечто в пропагандистском отношении близкое к спутнику – атомный ледокол – и выдвинутого за это на награждение второй медалью Героя Социалистического Труда.

Так всё и сошлось. И Анатолий Петрович Александров занял…

Нет. Анатолий Петрович Александров не занял кресло Игоря Васильевича Курчатова. Уже став полноправным новым директором Института атомной энергии, он несколько месяцев отказывался перебираться в освободившийся кабинет прежнего руководителя института.

Нет, сказал он одному из министерских работников, что предложил переселяться «в более просторные апартаменты», не могу и не хочу. Там ещё живёт дух Игоря Васильевича.

И продолжал до июля работать в своём небольшом