Модернизация vs. война. Человек на Балканах накануне и во время Балканских войн (1912-1913) - Рашид Рашатович Субаев

Петра Николаевича Романова (1864–1931) и Анастасии Николаевны Петрович-Негош и Георгия (Юрия) Романовского (1852–1912), 6-го герцога Лейхтенбергского, третьего сына великой княжны Марии Николаевны и герцога Максимилиана Лейхтенбергского. При объявлении о бракосочетаниях Александром III был произнесен знаменитый тост «за единственного друга России черногорского князя Николая». Свадьбы черногорских княжон с двоюродными братьями русского императора вызвали волну «одушевленных возгласов и великих надежд», как пишет югославский исследователь Н. Шкерович, не только со стороны черногорских вожаков, народа, прессы и придворных поэтов, но и всего общественного мнения сербов, хорватов и словенцев{947}.

Георгию Романовскому тогда было 38 лет, и он был вдовцом. Первым браком герцог был женат на герцогине Терезии Ольденбургской. Овдовев, герцог стал вести легкомысленный образ жизни. Однако указание императора Александра III немедленно жениться на молодой черногорской княжне Георгий исполнил беспрекословно, хотя было очевидно, что этот брак не вызван обоюдными нежными чувствами, а заключался по договоренности, будучи политическим шагом. Анастасия Николаевна относилась к супругу с уважением, продиктованным чувством долга, а полученное воспитание заставляло ее ценить брак и семью. А вот герцог на вопрос, любил ли он свою жену, открыто отвечал: «Ни одного дня!»{948}. Хотя брак Анастасии Николаевны и Георгия Лейхтенбергского был несчастливым, в нем родилось двое детей: Сергей (1890–1974) и Елена (1892–1976).

Брак Милицы и великого князя Петра Николаевича был более удачным. Подчеркнем, что сам факт этих брачных союзов говорил о многом. До того момента дом Романовых не брал невест из славянских стран, но для правящего дома Петрович-Негош было сделано исключение. Причем, женихи были выбраны не «простые», а двоюродные братья императора. Эти браки, и в первую очередь брак Петра и Милицы, открыли для династии Петрович-Негош большие возможности. После признания, таким образом, разнородности черногорской династии и другие европейские дома не погнушались заключить брачные союзы с ее представителями.

Итак, два брачных союза Романовых и Негошей нарушили существовавшую не один век традицию принятия в семью Романовых немецких принцесс, которым приходилось переходить в православие и учить русский язык. Они полностью ассимилировались и становились «русскими до мозга костей». Милице не пришлось проходить через это, она с рождения была православной, русским языком владела, как родным; на таком же уровне владела и французским (кстати, практически все свои письма Стане Милица писала именно на французском языке, как было установлено правилами придворного этикета){949}.

В браке Милицы и Петра родилось трое детей (четвертый ребенок умер вскоре после рождения).

Освоившись при Дворе, черногорские принцессы, по сведениям очевидцев, стали проявлять активность в вопросах политики и в целях получения Черногорией финансовой помощи{950}.

В своих мемуарах С.Ю. Витте, министр финансов России в 1892–1903 гг., рассказывает о частых к нему визитах черногорских принцесс с просьбами об оказании помощи. Со свойственной Сергею Юльевичу критичностью, он отдавал должное черногоркам, замечая, что «они были преданные дочери и постоянно хлопотали о всяких денежных субсидиях своему княжескому родителю»{951}. Их устоявшаяся формулировка с просьбой «оказать содействие»{952} подразумевала финансовую помощь, однако черногорок практически всегда ожидал отказ, что вызывало их негативное отношение к министру финансов. Милица и Стана обращались не только к Витте, но и к В.Н. Коковцову (министр финансов в 1904–1905, 1906–1914 гг.), и к Н.К. Гирсу (министр иностранных дел России в 1882–1895 гг.), о чем свидетельствуют письма из личного фонда Милицы Николаевны{953}.

Придворное окружение отмечало постоянную активность черногорских принцесс в том, что касалось политики, — они часто пытались давать царю советы, «постоянно выдвигали политические предложения», их собственные дворы часто служили местом горячих политических споров{954}.

Основываясь на письмах периода Балканских войн и начала Первой мировой войны, можно согласиться с черногорским историком Р. Распоповичем, что Милица являлась неофициальным дипломатическим представителем Черногории в России{955}. Она пыталась вести политическую линию своего отца. Эта «черногорка № 1»{956} писала трогательные и милые письма своему другу, императору Николаю II, щедро снабжая их политическими идеями о будущем Черногории. Она постоянно упоминала о «вопросах важных, в глазах моего отца», о «поручении отца», «желании отца»{957}, показывая, с одной стороны, что она здесь как бы ни при чем и лишь является проводником и представителем интересов князя (короля) Николы. С другой же, — подчеркивала, что ее мнение совершенно совпадает с мнением отца{958}, следовательно, она решала вопросы, важные для нее самой.

Ко всему прочему, Милица лично принимала участие в планировании территориальных приобретений Черногорией по итогам Первой мировой войны. Ввиду того, что Черногория не имела официального дипломатического представителя в России, его функции великая княгиня в это время возложила на себя. Так, в письме от 5 апреля 1915 г. на имя императора Милица указала те границы, в которых, по ее мнению (как и мнению ее отца), должна была находиться Черногория после победы Антанты. Тем самым на бумаге «создавалась» Великая Черногория — заветная мечта черногорского короля{959}. Так, Милица пыталась посредством личных встреч, бесед и переписки влиять на императора в угоду проведения в жизнь «черногорской мечты», которой, как показала история, так и не суждено было сбыться.

С.Ю. Витте недаром именовал Милицу Николаевну не иначе, как «черногорка № 1», а ее сестру Анастасию — «черногорка № 2». Примечательно, что придворное окружение, даже те, кто не общался с Милицей и Станой лично, все же знало, что они черногорки, и за глаза называли их «черными женщинами», «черными паучихами», связывая это и со смуглым цветом их кожи, и с неприязнью к ним, и с именем их родины — Черногории. Русские великие княгини Милица и Стана оставались при дворе «черногорками», они сохранили свою самобытность, до конца не ассимилировались и не обрусели.

Великая княгиня Милица Николаевна постоянно и внимательно следила за развитием политической ситуации в Европе и на Балканах, живо обсуждала международные отношения в своем доме. Особенно она интересовалась политической ситуацией в Сербии (как видно из воспоминаний Георгия Карагеоргиевича (1887–1972), племянника Милицы, сына ее сестры Зорки){960} и, естественно, Черногории. В 1907 г. Милица писала мужу: «В Черногории политический горизонт очень темный. Копия нашего»{961}. Милица имела в виду либо нарастающую оппозицию против князя в Черногории, либо назревающий Боснийский кризис и усложняющиеся отношения балканских стран с Османской империей.

Когда «пороховой погреб Европы» сдетонировал, и в регионе вспыхнула Балканская война, Милица и Анастасия не сидели сложа руки. Необходимость постоянной деятельности и долг перед малой родиной заставили их отправиться в Черногорию. По