Заклинатель снега - Эрин Дум

– С меня хватит. – Его низкий и напряженный голос медленно срывался с губ. – Я терпел твои секреты. Я согласился представлять тебя всем своей кузиной. Я мирился с тем, что ты бродишь по дому в футболках, которые мне хотелось бы видеть по утрам на полу в своей комнате… Но позволять тебе говорить мне, что я должен чувствовать, – прошипел он, – нет, я не могу.

Потрясенная, я смотрела, как он поворачивается ко мне спиной, уходит в гостиную и поднимает лежавший у стены рюкзак.

Что он такое сейчас сказал?

У меня перехватило дыхание, и сердце упало, когда Мейсон начал раздеваться, стоя ко мне спиной. Я смотрела на его обнаженный торс, на широкие плечи, на рельефные мышцы спины.

Меня охватила паника. Я прижала к себе ружье, лихорадочно оглядываясь по сторонам.

Что делать… наставить ружье на Мейсона? Нет, нет! О чем, черт возьми, я думаю? С ума сошла?

– Что ты делаешь? – нервно прохрипела я.

– Переодеваюсь, – ответил Мейсон, доставая из рюкзака чистую рубашку. – Я не собираюсь оставаться здесь и делать вид, что верю, будто ты создана для этого места.

Я поймала себя на том, что смотрю на него не дыша.

– Я…

– О да, ты любишь судить людей, – сердито усмехнулся он, поворачиваясь ко мне, – быстро и плохо… Хочешь знать, в чем твоя проблема? Единственное, что ты умеешь делать, – это убегать. Ты ведь все время убегаешь, да, Айви? Такой вот у тебя способ справляться с трудностями. А больше ты ничего не умеешь.

Я посмотрела на него так, будто он дал мне пощечину. Частичка меня, самая одинокая, самая хрупкая, жалкая крупица моей души, шептала, что это правда.

Мейсон наклонил лицо, и в его жестком взгляде засиял свет, способный опрокинуть небо. В следующую секунду он бросил рубашку на пол и пошел ко мне так медленно угрожающе, что мое сердце не раз вздрогнуло.

– Почему бы тебе не признать это?

– Что?

– Что ты в меня влюблена. Что испытываешь ко мне что-то. Ведь так? – Мейсон беспощадно смотрел на меня из-под бровей. – Айви, твое сердце дрожит. Не отрицай.

Прозвучало как выстрел. Я смотрела на него неверящими глазами и чувствовала, как земля уходит у меня из-под ног.

Мейсон остановился передо мной, и я исчезла под тяжестью его взгляда.

Он знал. Он понял. Убежать уже не получится. Моя защита рухнула, с меня слетели гордость и упрямство. Я стояла одетая только в свою душу, а обломки доспехов валялись у ног.

– Да, – прошептала я, – это правда.

Я смотрела на него безоружная, больше не в силах сражаться. Я только что призналась в том, в чем, как мне казалось, у меня никогда не хватило бы смелости признаться.

Я могла убежать от него, от его взгляда. Убежать из его мира и его прикосновений. Но я не могла убежать от чувства к нему, и мы оба это знали.

– Ты доволен? Ты победил, Мейсон, – глухо сказала я. – Наконец-то… ты победил.

В его глазах я увидела незнакомое чувство, родившееся в тот момент, когда я призналась, что не смогу разорвать свою с ним связь, так как не знаю, из чего она сделана, от чего к чему тянется, как устроена.

– Я не считаюсь победителем, пока не верну тебя домой.

Что-то во мне дрогнуло при этих словах, поток воспоминаний буквально оглушил. От жжения веки увлажнились, и Мейсон замер, не понимая, что со мной происходит. Я посмотрела ему прямо в лицо и сердито выдала:

– Значит, привезешь меня Джону как трофей? А заодно и из жалости?

– Что…

– Что я говорю? Ты это хочешь знать? – Я оттолкнула Мейсона, уже ничего не видя от слез. – Я все слышала! Я слышала, что ты сказал Клементине, слышала каждое слово. Достаточно было соединить те твои слова с твоими поступками, чтобы наконец понять: для меня там никогда не было места!

– Ты… – прошептал Мейсон, в его взгляде промелькнула догадка, и он подошел ближе. – Ты поэтому уехала? Так вот почему ты убежала! Айви, то, что я сказал…

– Мне неинтересно.

– Послушай меня…

– Нет!

Я попятилась, когда Мейсон двинулся ко мне, и прижалась к оконному стеклу. Обхватила голову руками, не желая ничего слушать.

– Тебе все-таки придется меня послушать!

В его голосе звучала боль, и это меня поразило.

– Нельзя войти в жизнь других людей, а потом выйти из нее как ни в чем не бывало. Ты не можешь перевернуть чужую жизнь и так просто исчезнуть. Не можешь!

И снова эта его боль – резкая, едкая, как яд, которая при звуке моего имени изливалась из его темных глаз.

– Я сказал ей все это, потому что она хотела это от меня услышать. Она хотела отомстить мне через тебя, поэтому мне пришлось убедить ее, что мне на тебя плевать. Ты тогда только что прошла через ад, и я хотел… – Мейсон стиснул челюсти и отстранился от меня, как будто заставляя себя произнести следующие слова: – Я хотел тебя защитить.

Я смотрела на него с комом в горле, сердце трепетало. И моя душа вздрогнула, когда он сказал:

– Отец не посылал меня к тебе. Я приехал сам, потому что хочу, чтобы ты вернулась.

– Я никогда не была тебе нужна, – тихо выдохнула я.

Мейсон измученно покачал головой и встал рядом со мной у окна. Он прислонился лбом к стеклу, и я показалась сама себе очень маленькой, глядя на него снизу вверх.

– Теперь ты мне нужна… – прошептал он, глядя мне в глаза.

Прошептал так, будто хотел удержать меня при себе, будто большего и не просил – без гордости, без иронии, не притворяясь, что мы не любим друг друга до смерти.

Больше не убегая, а оставаясь самими собой, просто нами, несовершенными и немного неправильными, но настоящими.

Мои глаза задержались на обнаженных плечах Мейсона, потом скользнули к его лицу. Я выдержала его взгляд, а он взял меня за запястье, осторожно вынул из моей руки ружье и прислонил его к стене.

Затем Мейсон потянул за липучку на моей перчатке. Я смотрела на него, когда он медленно ее снял, освободив мою белую ладонь. Он посмотрел на нее из-под ресниц, а затем сделал то же самое с другой рукой.

Я сняла с себя доспехи. Все до единого – без злости и напряжения.

И когда я наконец снова подняла лицо, то поняла, что никогда не чувствовала себя более обнаженной, даже когда надела атласное платье,