История карфагенян - Вернер Хусс

в 153 г. и поведение карфагенского правительства в 152 (?) г. Особенно личный опыт 152 (?) г. привел Катона к мысли, что римляне должны вести новую африканскую политику. По его мнению, далее было невозможно примирить антагонистические силы Северной Африки путем применяемой до сих пор политики посредничества. И не экономическое ли возрождение Карфагена, которое он смог увидеть в городе и в окрестностях, стало для него решающим толчком для возникновения мысли, что Карфаген в состоянии и военным путем изменить ход политического развития? К этим мыслям примешались и картины прошлого, может быть, и картины личного свойства, и это усилило его представление о грозящей опасности. Агитация Катона в римском общественном мнении особенно воздействовала на тот слой, в сознании которого глубоко засел страх перед Карфагеном, и особенно цензорием сознавалась территориальная близость опасности, стоящей «у ворот» (Аппиан).

Однако Катон представлял мнение только одной «фракции» римского сената. Выразителем мнения другой фракции являлся Сципион Назика. Но занимал ли Сципион Назика действительно, как утверждают античные авторы, позицию, диаметрально противоположную позиции Катона? Кажется, что нет. Основания, подвигшие его стать в 152 (?)–150 гг. оппонентом Катона, были не принципиального, а «только» религиозно-правового характера, а после того как Карфаген в 150 г. недвусмысленно нарушил договор 201 г., он счел свои прежние мысли беспредметными и выступил за объявление войны. Высказывание об «оселке» Карфагене, в котором Рим нуждался по внутри— и внешнеполитическим причинам, как кажется, более поздними историками (может быть, впервые Посейдонием) было неисторически употреблено в более раннем (полибиевском?) сообщении о противодействии Сципиона Назики катоновскому плану разрушения.

В 150 г. было принято окончательное решение. Римские сенаторы согласились не только с тем, что надо объявить Карфагену войну, но и с тем, что сам Карфаген в ходе этой войны должен быть разрушен. Одновременно они согласно постановили сделать это рещение сначала тайным. В следующем году они обосновывали общественному мнению решение об объявлении войны интересами безопасности Рима, и это не имело никакого отношения к нарушению в 150 г. договора! Если современный историк и считает утверждение, что III Римская война была навязанной Риму оборонительной, выражением просто извращенного мышления, то римские сенаторы думали иначе!

ПРОЛОГ

Тяжелое и унизительное поражение, которое Массинисса нанес карфагенянам, привело к изменениям в соотношении внутриполитических сил в Карфагене. Влияние демократической «партии» упало. Ее видным деятелям, генералам Карталону и Гасдрубалу, была приписана главная вина за эту катастрофу, и они вместе с другими обвиняемыми были осуждены, вероятно, ста четырьмя на смерть. Этот приговор явно был рассчитан на то, чтобы смягчить гнев римлян по поводу нарушения договора 201 г. Одновременно казалось полезным продемонстрировать Риму этот жест преданности. Ведь римский сенат сразу после сообщения о военных действиях между Карфагеном и Массиниссой принял постановление о наборе новой армии, и никто ни по ту, ни по эту сторону Ливийского моря не сомневался, против кого эта армия самым возможным образом будет направлена, даже если сенат публично о цели мобилизации и не объявлял.

Следующим шагом карфагенского правительства стало решение об отправлении посольства в Рим. Его задачей было отреагировать на жалобы по поводу поведения Массиниссы, а также принести извинение за собственное поведение. Посольство не имело никакого успеха, ибо решение разрушить сами основания жизни Карфагена было уже давно принято. С ответом, подобным ответу сивиллы, послы римского сената возвратились в Карфаген. Этот ответ никоим образом не успокоил карфагенян.

В этой ситуации (предположительно, зимой 150/149 г.) утикийцы, пунические соперники карфагенян, сделали шаг, оказавший решающее влияние на дальнейший ход событий: они передали свой город римлянам. После этого решения римский сенат объявил о начале войны и поручил консулам 149 г. ведение военных действий. Ман. Манлию было поручено командование армией, Л. Марцию Цензорину — флотом. Армия насчитывала 80 тысяч пехотинцев и приблизительно четыре тысячи всадников. Флот состоял из 50 пентер, 100 легких судов и многочисленных грузовых кораблей различного типа. Прежде всего консулы направились в Лилибей.

Образ действий римлян вызвал в Карфагене глубокую подавленность, поскольку город, если не считать относительно богатый арсенал, совершенно не был подготовлен к тому, чтобы померяться силами с Римом. Армия была уничтожена в войне с Массиниссой; флот, достойный так называться, вовсе отсутствовал; военный потенциал мировой державы Рима подавлял; а кроме всего прочего, надо было считаться с заключением римско-нумидийского пакта. Надеяться можно было только на дипломатию. Гистон по прозвищу Стритан, Гамилькар, Мисдес, Гиллимар и Магон были отправлены полномочными послами в Рим, чтобы при любых обстоятельствах не дать римским войскам начать военные действия, направленные против Карфагена. Чтобы устранить римское недоверие и пойти максимально навстречу римским желаниям, они предложили «сдачу» (deditio). После этого претор объявил им решение сената. Сенат гарантировал карфагенянам автономию, элевтерию и целостность государственного и частного имущества, если они в течение тридцати дней переправят консулам в Лилибей в качестве заложников триста сыновей членов сената и правительства и если будут и далее повиноваться консулам.

Хотя неясная формула «повиноваться консулам» вызвала недоверие карфагенян, они сочли невозможным в сложившихся обстоятельствах не выполнить требования сената. Еще до окончания тридцатидневного срока они послали триста заложников в Лилибей. Там представители карфагенского правительства, сопровождавшие заложников, были ошеломлены заявлением консулов, что остальные требования они смогут узнать в Утике, ибо туда направляются консулы со своими войсками.

У карфагенян не было другого выбора, как снова направить послов, но на этот раз в Утику. В лагере около Утики, который был разбит на месте бывшего лагеря Сципиона, консулы продемонстрировали им силу римских войск, и Цензорин, наконец, потребовал сдачи всего оружия, обосновав, по Аппиану, это требование следующим образом: «Зачем оружие тем, кто с чистой совестью желает мира?» На робко приведенное возражение, что необходимо защититься от осужденного на смерть Гасдрубала, который стоит во главе армии из 20 тысяч человек, консулы ответили, что это будет их забота. После этого послы поневоле согласились на полное разоружение. П. Корнелий Сципион Назика Серапион и Гн. Корнелий Сципион Испанец прибыли с послами в Карфаген, чтобы принять вооружение.

За обозом колесниц, груженных приблизительно 200 тысячами предметов вооружения, 2 тысячами катапульт и огромным количеством дротиков и метательных снарядов, который направлялся из Карфагена в Утику, следовали послы, самые видные мужи правительства и сената, жрецы и другие выдающиеся личности города. Все эти почтенные люди своими подобострастными высказываниями хотели вызвать сочувствие у консулов и не дать им выдвинуть дальнейшие требования.

Этой цели они не достигли, да и не могли достичь, ибо консулы были связаны тайным сенатским решением, предусматривавшим разрушение Карфагена. Через некоторое время после возвращения этих вельмож города консулы приказали карфагенскому правительству