Бабий Яр. Реалии - Павел Маркович Полян

чтоб жили все, как братья, чтоб на свете

не повторился больше Бабий Яр!

Ничто во мне

про это не забудет!

«Интернационал»

пусть прогремит,

когда навеки похоронен будет

последний на земле антисемит.

Еврейской крови нет в крови моей.

Но ненавистен злобой заскорузлой

я всем антисемитам,

как еврей,

и потому —

я настоящий русский!

Итак, с мученичества евреев и непримлемости антисемитизма в «Бабьем Яре — 1961» акцент в «Бабьем Яре — 1962» действительно перенесся на страдания всех советских народов и на героизм русских, ради спасения еврейки не щадящих живота своего.

24 и 26 декабря 1962 года — по следам встреч с Хрущевым — заседала Идеологическая комиссия при ЦК КПСС, пригласившая к себе на Старую площадь для продолжения разговора около 140 человек. Евтушенко, разумеется, был в их числе. На этот раз он высказался именно о «Бабьем Яре»: о переделке текста сказал, что предпринял ее после того, как «заново продумал» «глубоко дружеские» слова Хрущева, сказанные им 17 декабря, чем заслужил похвалу Ильичева в его отчете Хрущеву от 29 декабря: «В отличие от речи на встрече 17 декабря, на этот раз было гораздо правильнее и осмысленнее выступление Е. Евтушенко»[674].

После эдакой полюбовности начальство сочло, что и этот «миникарибский кризис» с Евтушенко преодолен, и отпустило его на месяц — с 7 января по 5 февраля 1963 года — в ФРГ, по приглашению Герда Буцериуса, главного редактора гамбургского таблоида «Ди Цайт». 7 февраля третий секретарь Посольства СССР в Бонне В. Иванов написал весьма доброжелательный отчет о пребывании Евтушенко, в котором, в частности, отмечал, что «Бабий Яр» неизменно входил в поэтическое ядро выступлений поэта в разных городах:

В своих сообщениях отдельные комментаторы подчеркивали, что Евтушенко является ведущим молодым поэтом-лириком, пользующимся большой популярностью в Советском Союзе, в особенности среди молодежи. Они отмечали, что и в ФРГ к поэту проявляется большой интерес, что своими выступлениями он завоевал симпатии многих слушателей и многим открыл глаза на действительное назначение поэзии...

С чтением своих стихотворений и с ответами на вопросы Евтушенко выступил также на вечере-встрече с коллективами Посольства СССР и ФРГ и советского Торгпредства, прошедшем в теплой обстановке[675].

Но милость и благодушие начальства переменчивы. И на следующей встрече первого секретаря с интеллигенцией — 9 марта 1963 года, когда разговор неожиданно снова вернулся к «Бабьему Яру», на Евтушенко налетел уже сам Хрущев:

...За что критикуется это стихотворение? За то, что его автор не сумел правдиво показать и осудить фашистских, именно фашистских преступников за совершенные ими массовые убийства в «Бабьем Яру». В стихотворении дело изображено так, что жертвами фашистских злодеяний было только еврейское население, в то время как от рук гитлеровских палачей там погибло немало русских, украинцев и советских людей других национальностей. Из этого стихотворения видно, что автор его не проявил политическую зрелость и обнаружил незнание исторических фактов.

Кому и зачем потребовалось представлять дело таким образом, что будто бы население еврейской национальности в нашей стране кем-то ущемляется? Это неправда. Со дня Октябрьской революции в нашей стране евреи во всех отношениях находятся в равном положении со всеми другими народами СССР. У нас не существует еврейского вопроса, а те, кто выдумывают его, поют с чужого голоса[676].

После чего лающие голоса зазвучали с самых разных сторон.

Вот Мирзо Турсун-заде в статье «Высокая требовательность к себе», напечатанной в «Правде» 18 марта, преданно подвывает: «...непонятно, какими мотивами руководствовался Е. Евтушенко, когда он написал стихотворение “Бабий Яр”».

А вот Владимир Котов в «Учительской газете» поучает:

...«Бабий Яр». Это что? Стихи, порожденные пролетарским интернационализмом? Советским патриотизмом? Нет, это стихи, работающие против дружбы народов, оскорбляющие советский патриотизм, оскорбляющие русский народ, возглавивший разгром фашизма в годы Отечественной войны.

Можно на этих стихах учить молодежь коммунизму? Нельзя. Они работают против коммунизма[677].

Реакция же самого Евтушенко на нападки первого лица была своеобразной — смесь обиды и возмущения. Мол, как же так?! Он, первый поэт великой страны, он — беспартийный коммунист, столько шагов сделавший навстречу партийному курсу, столько раз наступавший на горло собственной песне, — он и «Бабий Яр», переведенный на все языки мира, им в угоду перелицевал — а они!.. А они!..

Эта, в его глазах, «черная неблагодарность» толкнула его во фронду. И он задумал и быстро написал критический по отношению к СССР опус — «Незавершенную автобиографию». Оказавшись в феврале — марте снова за границей — во Франции, он ее продал парижскому таблоиду «Экспресс». На протяжении месяца с лишним — в четырех выпусках — там публиковались фрагменты из нее, снабженные каждый раз своими заголовками и комментариями.

В глазах же ЦК — как в недоброжелательных глазах, так и в покровительственных — поступок Евтушенко был даже не проступком, а предательством и самым что ни на есть грехопадением!

Полной «реабилитации» Евтушенко перед партией и Хрущевым послужила его поэма «Братская ГЭС». Но вот что писал о ее рукописи 26 января 1965 года секретарь ЦК КПУ Петр Шелест:

...В поэме также повторяются ошибки, которые имели место в стихотворении «Бабий Яр». Это стихотворение подверглось в свое время резкой критике со стороны общественности, но автор не учел ее и опять пытается в разделе «Диспетчер света»[678] выделить еврейскую национальность в особенную, которая в силу многих чуть ли не исторических причин и страданий, особенно во время Великой Отечественной войны, призвана не к созидательным функциям, а больше к распределительным во всем, даже если это касается света, который в поэме перерастает в символ счастья, добра, торжества ленинских идей. Позиция поэта ошибочна. В данном случае гражданские чувства, чувства интернационализма изменили ему...[679]

Как видим, и в 1963, и в 1964, и в 1965 годах — годы спустя после выхода «Бабьего Яра», стих Евтушенко удерживал внимание первого лица и прочего начальства. При этом Хрущев показал себя сторонником позиции

Старикова, а не Евтушенко. Он не только обвинил автора «Бабьего Яра» в политической незрелости и незнании исторических фактов, но и, по сути, повторил оскорбительный тезис Шолохова, брошенный им в 1953 году — на излете сталинских даже не дней, а часов — в лицо Василию Гроссману. Шолохов назвал тогда роман Гроссмана «За правое дело» плевком «русскому народу в лицо»[680].

...Итак, номер «Литературки» с «Бабьим Яром» Евтушенко 19 сентября 1961 года был раскуплен вмиг, стихи эти прочла вся читающая