Серийный убийца: портрет в интерьере - Александр Михайлович Люксембург

Елену Левченко рассказчик стремится изобразить еще худшим монстром, чем он сам.

И девчонку убили. Шакалы позорные, справились. Ну ладно, я гад, но это же женщина, она же тоже мать. Она, крыса, не знает, что я вешался ночью в парке, да люди сняли. Видать, пока не судьба, а она еще улыбается и живет как ни в чем не бывало. А эти трупы вокруг меня уже ходят, и руки их тянутся ко мне. Они ни дня покоя мне не дают. Ей бы это, а она еще шутить изволит. Курит, как мужичка. Терпеть не могу. Еще и лезет ко мне своей прокуренной рожей. Коблиха [активная лесбиянка] воркутинская чище, чем она. Нужно будет съехать хоть на время от тебя, курва. Прошу, чтоб убила меня. Не убивает. Может, потом убьет, и за то спасибо — хоть одно доброе дело сделает. А девчонку она задушила. Я её не убивал. У меня не хватило бы силы и ума в таком состоянии. Свое мне внушает, навязывает. Чёрт с тобой, делай из меня дурака! Все равно уже ни Галы, ни её дочки не вернуть.

(Из «Дневника»)

Отметим явную странность в процитированном фрагменте. Муханкин без всякой видимой причины заявляет, что он будто бы просил Елену Левченко убить его. Значит, она в принципе на такое способна. Правда, в силу своих отвратительных личностных свойств, она отказывается помочь ему подвести черту и закончить счеты с нашим грешным миром. Но, может, все-таки когда-нибудь смилостивится?

Зафиксируем в памяти данный пассаж. Мы к нему еще вернемся.

Левченко Муханкин стремится представить инициатором убийств. Именно она, настаивает он, подталкивала его к самым жестоким деяниям.

Сегодня Лена предложила убить почтальоншу. Говорит, что должна разносить пенсию и сумма будет большая. Я этого не хочу делать и отказался, за что Лена на меня окрысилась и что-то, видно, задумала сделать, но что у неё на уме, не пойму. Я тогда в марте отказался убить её подругу с Артема, которая живет с бабушкой, а сама торгует на базаре артемовском. Лена говорила, что она «полная» [богатая]. Когда я отказался, она сказала, что я не мужик, а тряпка. В Соцгородке у неё другая подруга глуповатая. Мы ходили к ней с Леной домой, но я не пошёл в квартиру. Когда мы шли по улице в сторону базара, Лена подругу эту зазывала к себе домой. Я у неё спросил: «Зачем это все?» Она мне ответила уже тогда, когда подруга эта ушла от нас по своим делам. Говорила, что в хате у них можно многое взять. Надо было убить эту дуру, а затем её мать и забрать все, что есть у них дома. Я тогда Ленку о… трехэтажным матом и попросил меня на это не толкать. Сказал, что если будет этим доставать, я её изуродую как Бог черепаху.

(Из «Дневника»)

В более поздних записях Муханкин начинает подчеркивать будто бы исходящую от Елены Левченко опасность.

Нашёл в вазе у Лены фентеля и серьги, пошёл и продал их скупщику золота нерусскому, а он еще меня умудрился к ювелиру затянуть, проверить, золото это или подделка, триста тысяч, гад, за все дал. Ну и пусть. Все равно я их пропью и нищим раздам. Пусть помянут Галку с дочкой. И меня, наверное, тоже. Уже и жить не хочу. Может, меня уже ищут и на след вышли. Быстрей бы! А эта крыса говорит, что она с собой покончит, если её посадят. Говорит, что будет меня грузить [обвинять], а я, говорит, скажу, что ничего не знаю. Да и говори, что хочешь, мне какая разница! Пусть, что хотят со мной, то и делают! Поеду, наверное, к Марине в Зерноград. Нужно как-то от Лены сваливать. Что-нибудь придумаю для отмазки и поеду.

(Из «Дневника»)

Муханкин чувствует, что Елена представляет для него значительную опасность. Он пока терпит её, так как имеет на неё определённые виды, но вместе с тем воображение иной раз играет с ним дурные шутки, и в загнанной им в угол «замарашке» ему мерещится иной раз милицейский осведомитель.

Я уже в Шахтах. С той хаты перешли к соседу через огород, дяде Жоре. Участковый хочет продать тот дом. Не пойму, что может Лену связывать с участковым? В милиции у неё какой-то там друг, е… или не пойму кто. И почему он ей рассказывает о моих преступлениях? Сегодня Лена предупредила меня, что по мою душу действует то ли спецгруппа, то ли спецлюди даны из Ростова управы. Почему она это говорит? Почему предупреждает? Если б что, то меня арестовали бы. Ничего не пойму. Про тот магазин она мне тоже все в цвет [точно] сказала. Но они там думают, что какой-то неопытный, случайный поработал.

Предупредила, что менты уже усиленно пасут [следят] за магазинами, на стены смотрят на вечерних объездах.

(Из «Дневника»)

Есть такая психологическая закономерность: когда хочешь совершить какой-либо подлый поступок по отношению к ближнему, ты приписываешь ему свои порочные или мерзкие намерения. И часто это сходит с рук. Даже в масштабах большой политики. Сколько агрессоров обвиняло жертв агрессии в желании напасть на них, чтобы обосновать в глазах если не мирового общественного мнения, то хотя бы собственного населения праведность и справедливость вооруженного насилия. Стоит ли удивляться, что и Муханкин, явно готовившийся к убийству Елены Левченко, настойчиво и упорно бросает тень на нее.

Вчера около проулка к дому встретили меня трое парней. Видать, ждали меня. Попросили закурить. Я сказал, что не курю. Меня начали избивать, что-то сказали о Лене. Понял, что она подговорила их, чтобы меня побили или покалечили. Я смог вырваться и забежать во двор. Зашёл в кухню: там стояла Лена, а за столом сидел дядя Жора, уже хороню вдатый. Я Лене сказал, что это так не делается. Если хочешь меня убить, бери и убей, я даже руки не подниму, а она сразу засмеялась и сказала, что это не её рук дело, и предложила мне помощь, так как у меня были разбиты нос, борода с переносицей, глаз затек и заплыл большим синяком, шишкой, и все было в крови. Я её послал на х… и ушёл из кухни.

(Из «Дневника»)

Происшедшее принимает в описании Муханкина контуры покушения, после которого долго приходится зализывать раны.

Отлеживаюсь после побоев, левая сторона лица сильно заплыла. Теперь