Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент русской истории. 1918—1920 гг. Впечатления и мысли члена Омского правительства - Георгий Константинович Гинс

заказано денежных знаков на сумму около 4 миллиардов рублей. Деньги эти не были доставлены в Россию ввиду большевистского переворота. Сибирское правительство запросило о них Вашингтон, и в ноябре, когда Директория уже вступила во власть, получено было известие, что деньги грузятся и отправляются в Россию.

«Сибирские обязательства» печатались в расчете на скорую их замену новыми красивыми деньгами американского производства. Но деньги шли и не доходили. То получали известие, что пароход с деньгами потерпел аварию близ берегов Японии, то о том, что другой пароход с деньгами, не доходя до Владивостока, переменил рейс и отправился в Манилу. Новые деньги не приходили, а сибирских не хватало.

Во второй половине января у Верховного правителя собралось Государственное совещание по вопросу о положении финансов. С нетерпением ждало правительство, что скажет Феодосьев, считавшийся хорошим финансистом еще в Петрограде, что скажут представители торгово-промышленного класса относительно возможных способов сокращения инфляции и оздоровления денежного оборота.

И вот Феодосьев выступил. Его речь была направлена не против финансовой политики правительства, а против министра финансов. Были упреки в неумении вести дело, был намек на то, что у министра руки в крови, но по существу вопроса было только одно обвинение – «печатание денег поставлено неумело». Выпускаются деньги крупных купюр, когда нужны мелкие, выпускается мало денег, когда требуется много. В этом же духе говорили и другие.

Министр финансов молчал. Адмирал сидел с потухшим взором. Казалось, он углубился в какие-то безнадежные размышления.

Наконец министр финансов Михайлов попросил слова. Сначала он предложил одному из своих сотрудников дать справку о последних выпусках денег. Выяснилось, что печатание успешно развивается и что выпуск мелких купюр уже превышает выпуск крупных. Дальше другой сотрудник министра объяснил, что утоление денежного голода немыслимо так же, как немыслимо утоление жажды соленой водой. Наконец, сам Михайлов в ироническом тоне стал рассказывать, как он с утра едет в экспедицию, лично осматривает машины, поощряет к работе, прикладывает свою руку к машинам, и если чем-либо пачкает руки, то только… типографской краской.

Адмирал не дал больше никому говорить. Он довольно резко оборвал заседание и сказал, что, может быть, еще раз созовет совещание по этому вопросу.

Сражение с министром финансов оказалось проигранным.

На другой день по городу говорили (а в Омске все быстро разносилось), как адмирал делился своими впечатлениями и возмущался, что ему ничего больше не могли сказать, кроме того, что надо пустить в ход станок, как будто он сам этого не знал. И адмирал, говорят, присоединил к этому крепкое слово по адресу торгово-промышленников и биржевых комитетов, от которых пользы – как от козла молока.

Обиженные

Председатель Совета съездов торговли и промышленности инженер А.А. Гаврилов после этого написал или, вернее, подписал Верховному правителю письмо, в котором обращался к адмиралу довольно фамильярно, по имени-отчеству, сообщал, какие слухи до него дошли и как адмирал не прав в своих обвинениях. В доказательство государственности настроений торгово-промышленного класса он приводил арифметические подсчеты пожертвований.

Письмо произвело на адмирала тяжелое впечатление. Холодом повеяло с обеих сторон.

Члены Совета съездов С.Ф. Злоказов, К.Н. Неклютин[96], С.П. Абрамов и другие выразили недоверие Гаврилову, действовавшему без их ведома, но Гаврилов остался председателем.

Забота о трудящихся

Правительство не забывало о рабочих. В числе первых законодательных его актов были большие и сложные постановления о больничных кассах и о биржах труда. Оба этих закона были составлены в благоприятном для рабочих духе. Так, например, по сравнению с законами Петроградского Временного правительства был расширен круг рабочих, на которых распространилось действие правил о больничных кассах, обеспечены были достаточные средства на больничную помощь – 6 процентов заработной платы, установлен ряд случаев, когда пособие доходило до размера дневного заработка.

В рабочей среде возбудило недовольство то, что в управление делами кассы привлечены были предприниматели и что для пополнения средств кассы были установлены обязательные взносы самих рабочих, но это недовольство возбуждалось искусственно, так как предпринимателям предоставлена была только третья часть мест в совете кассы, а на рабочих возложена была только четверть того, что уплачивали предприниматели.

Гораздо больше повредил успеху закона циркуляр министра от 31 декабря 1918 года, в котором предлагалось закончить расчеты больничных касс с предпринимателями за все истекшее до издания закона время, исходя из 6 процентов нормы отчислений из заработной платы. Во многих предприятиях отчисления доходили раньше до 10 процентов и выше, и циркуляр министра разорял кассы.

Второй закон о биржах труда сопровождался принятием на счет казны содержания этих бирж, что не могло не быть выгодно для рабочих.

Министерство труда принимало деятельное участие в разработке вопроса о сдельной оплате и о методах определения прожиточного минимума для обеспечения рабочим достаточного заработка.

Инспекторам труда было поручено наблюдать за правильным и свободным развитием профессионального рабочего движения.

Культурная работа

Современные рабочие, как и все население, нуждаются не в одном только хлебе; им нужна духовная пища, они требуют от власти и высших классов внимания к себе, и правительство понимало это. Об этом говорили и министр труда, и я, когда был товарищем министра народного просвещения.

«Большевики, – говорил я в интервью, напечатанном в омской «Заре» (1918. 13 декабря. № 44), – покровительствовали народным университетам, но в эти университеты трудно было привлекать преподавателей ввиду тенденциозности программ и руководителей. В настоящее время все живые силы должны откликнуться на призыв правительства, нести свои знания народу, читать лекции в вечерних классах, народных университетах. Содействие со стороны министерства организаторам этих классов и курсов может выражаться в предоставлении помещений и оплате некоторых, особо рекомендуемых министерством курсов».

Надо, однако, заметить, что все дело внешкольного образования было передано земствам. Министерство субсидировало последние, и толку выходило гораздо меньше, чем если бы дело было централизовано, так как при скудном запасе преподавательских сил централизация позволила бы передвигать лекторов вместе с пособиями и производить обмен сил между отдельными районами.

Вообще, дело просвещения в Сибири находилось в крайне тяжелом положении.

В том же интервью я охарактеризовал его так:

«Не хватает учебников. Общественная и тем более частная инициатива иссякают за недостатком средств. Много учащихся оторвано от занятий.

Многие учебные заведения реквизированы для размещения войск и лазаретов. Вечерние занятия невозможны из-за отсутствия освещения. При создавшихся условиях ближайшая задача министерства – поддержать существующие учебные заведения и использовать их с наибольшей производительностью».

Мною предлагались коренные изменения в народном образовании, в смысле приближения его к родине и к жизни, установления связи с англосаксонской культурой (обязательность английского языка), сокращения срока обучения путем более интенсивного преподавания; но