Собственный Его Императорского Величества Конвой. История частей непосредственной охраны российских государей от основания при Александре I до расформирования после отречения Николая II. 1811— 1917 - Николай Васильевич Галушкин

«Я, что было делать, Ваше Высокоблагородие, поднялся и закричал:

– Да здравствует Кубанское и Терское Войска!

Все на улице закричали «ура» и замахали шапками, автомобиль тронулся, а мне удалось убежать».

Около одиннадцати часов была сильная тревога! Банда вооруженных солдат ворвалась в офицерские квартиры, выходившие на Воскресенскую набережную. В квартирах были только насмерть перепуганные дамы и дети. Солдаты под предлогом того, что с крыши офицерского флигеля стрелял пулемет, занялись поисками оружия в квартирах. Есаулу Макухо с большим трудом удалось убедить производивших обыск солдат, что он, как квартирмейстер, берет на себя полную ответственность, ручаясь, что из дома, в котором живут только семьи, никакой стрельбы не могло быть.

Стараниями есаула Макухо офицерские семьи были спасены от грубого солдатского обыска, но в некоторых квартирах ценное офицерское оружие (шашки и кинжалы), а также и охотничьи ружья спасти не удалось. Это оружие было украдено солдатами, производившими обыск.

В канцелярию Конвоя писаря занесли листовки. Их разбрасывали из автомобилей, проезжавших мимо канцелярии. В листовках были объявлены всякие воззвания образовавшегося Временного Комитета Государственной Думы. Среди других лиц этого комитета было указано имя и депутата от Терского Казачьего Войска, есаула Караулова.

Караулов был старым сослуживцем по Войску, знаком некоторым офицерам Конвоя. Знал его и был лично с ним знаком и есаул Макухо.

Есаул Макухо, не имея возможности установить прерванную телефонную связь с Царским Селом и с Царской Ставкой, где находились на службе сотни Конвоя, решил воспользоваться своим знакомством с членом Комитета Думы Карауловым и от него узнать создавшуюся там обстановку в связи с событиями в Петрограде.

Надев обычную черкеску и бурку, есаул Макухо отправился в Думу к Караулову. Точные сведения обо всем, что происходило в Царском Селе, Караулову не были известны, но он сообщил о том, что Александровский дворец находится под охраной его гарнизона и что для выяснения положения в Царском Селе 28 февраля Комитет решил туда послать двух членов Государственной Думы как своих представителей. О Ставке Караулов ничего не знал, кроме того, что Государь Император, выехав из Могилева, в Царское Село не прибыл и где находится Императорский поезд – неизвестно!

Член Комитета Думы Караулов был сильно обеспокоен самочинным обыском, которому подверглись семьи знакомых ему офицеров, и предложил есаулу Макухо выдать ему (как выразился Караулов) «охранную бумагу» за своей личной подписью. В ней значилось, что «все лица, живущие в офицерском флигеле, числятся за ним – членом Временного Комитета и находятся под домашним арестом и что никто без разрешения его (Караулова) посещать офицерский флигель не имеет права».

Ввиду того, что в городе все лица с немецкими фамилиями подвергались сильному преследованию, Караулов советовал полковнику барону Унгерн-Штернбергу принять его предложение прибыть в Думу лично к нему и оставаться у него до «водворения порядка», во что сам Караулов, казалось, верил. Предложение есаула Караулова полковник барон Унгерн-Штернберг принял.

В то время, когда есаул Макухо был у члена Временного Комитета Думы Караулова, казарма Конвоя подверглась вторичному нападению. Заполнившие казарменный двор солдаты требовали от команды казаков немедленной выдачи «скрытых пулеметов», спрятанного оружия, а также и всего имущества Конвоя. Солдаты кричали, заставляя казаков исполнить их требование, и угрожали расправиться с «Царскими опричниками»…

Положение небольшой команды казаков было критическое! Спас это положение урядник Сторчак. Он громко заявил, что Конвой никогда не был вооружен пулеметами, что в складе хранится не оружие, а собственное казачье имущество, что в конюшнях стоят собственные казачьи лошади (полусотни, находившейся в Киеве, и других казаков). Для многих солдат запасных батальонов то, что у казаков лошади собственные, а не казенные, была новость, и это на них произвело впечатление. Солдаты стали требовать выдачи казенного имущества! В этом требовании Сторчак не отказал, но с условием, что сдаст имущество только «выбранным самими же солдатами делегатам», под их ответственность. Желающих принять эту ответственность не оказалось, и среди солдат начались ссоры и споры. Некоторые из них, угрожая применить оружие, настаивали на выполнении всех своих требований без всяких условий. Другие были готовы принять предложение урядника Сторчака. Эта солдатская ругань зашла так далеко, что готова была превратиться в столкновение.

Со слов урядника Сторчака, «появилось их начальство» – какие-то штатские, но вооруженные люди и, прекратив солдатский спор, удалили всех со двора, назначив из солдат «комиссию», которая должна была проверить все имущество, находившееся в складах.

Уряднику Сторчаку удалось убедить оставшихся солдат («комиссию», как он называл) не открывать склада, так как не было уверенности в том, что во двор вновь не ворвется другая толпа, среди которой есть грабители и воры.

И действительно, в казарменный двор стали опять входить группы солдат, и «комиссии» пришлось заниматься не проверкой имущества, а вместе с казаками выдворять входивших во двор солдат.

Покидая казармы Конвоя, солдаты «комиссии» заявили уряднику Сторчаку, что они придут в другой раз, и если в складах обнаружат не собственные казачьи вещи, а «скрытые пулеметы», то он первый будет предан «революционному суду»!

Насколько поведение Сторчака было достойно, когда он с редким мужеством единолично выступил против всей толпы, ворвавшейся в казарменный двор, дальнейшее его поведение свидетельствовало о том, что все пережитое подействовало на него настолько, что он окончательно потерял голову и растерялся.

Боясь наплыва новой толпы, «революционного суда» и разгрома не только казенного имущества, а главным образом собственных казачьих сундуков, урядник Сторчак совершил поступок, имевший роковые последствия и давший повод творцам революции создать легенду, оклеветавшую не бывший в Петрограде Конвой

(Этой клевете на Конвой посвящена следующая глава настоящей книги.)

У казака-конвойца его собственный сундук – все его сбережение и достояние, приобретенное им за четыре года службы в Конвое. В этом огромном, окованном железом сундуке казаки складывали и хранили все получаемое обмундирование, переходившее в их собственность.

У каждого казака собиралось по несколько алых и синих мундиров, белых и алых бешметов и шаровар. Кроме того, в сундуке хранилось офицерское пальто (сшитое казаками для себя) и алая офицерская фуражка, что по традиции надевалось конвойцами в своих станицах. Хранились в сундуках Царские подарки, получаемые казаками Конвоя в дни праздника Рождества Христова, и подарки, купленные самими казаками для своих семейств, и вообще все, что было для казака ценно и дорого. Сторчак – такой же «собственник», как и все вообще казаки, – дрожал прежде всего за собственные казачьи вещи и хорошо знал, что гибель своих сундуков казаки ему никогда не простят.

Перепуганный Сторчак решил сам искать защиту у тех, «кого солдаты, грозившие ему судом, только и признавали» (так