Собственный Его Императорского Величества Конвой. История частей непосредственной охраны российских государей от основания при Александре I до расформирования после отречения Николая II. 1811— 1917 - Николай Васильевич Галушкин

оправдывался урядник). Трудно было установить, под давлением ли солдат нестроевой команды, окончательно почувствовавших свое «превосходство» над казачьей командой, или по собственной инициативе, но Сторчак с небольшой группой казаков и солдат явился в Государственную Думу.

Сторчак не взял с собой всех свободных от службы казаков, но если даже и предположить, что с ним были все, то и тогда его группа не могла быть больше 18 человек (из общего состава команды в 35 казаков было в наряде 17 человек: караул у денежного ящика – 4 человека, дневальные по конюшне – 3 человека, дневальные в казарме – 3 человека, дневальные у двух ворот – 6 человек, дежурный по команде – 1 человек).

Есаул Макухо заканчивал свой разговор с членом Комитета Карауловым, когда узнал о прибытии урядника Сторчака. Вместе с Карауловым он вышел к нему и был свидетелем следующего.

Урядник Сторчак сообщил Караулову о том, что он и пришедшие с ним казаки просят защиты и помощи, что он больше не может нести ответственность за сохранение имущества от разгрома толпой, так как он сам, Сторчак, ожидает ареста и предания его суду «за скрытие пулеметов»…

Караулов, удостоверившись в том, что в складах Конвоя действительно нет пулеметов и что в них лишь хранится материал для постройки обмундирования и сундуки с собственными казачьими вещами, постарался успокоить казаков.

Он заявил, что примет все меры, дабы в будущем никаких обысков в казарме Конвоя не производилось. Затем, обратившись к уряднику Сторчаку, спросил, он ли старший, и, получив утвердительный ответ, добавил: «…В таком случае и я тебя назначаю старшим. От моего имени к складу никого не подпускать!»

В тот же день в очередных листовках Совета Рабочих и Солдатских Депутатов особо жирным шрифтом была сообщена провокационная ложь о «прибытии в Государственную Думу в полном своем составе Собственного Его Величества Конвоя». Сам Караулов отлично понимал, чем именно руководствовался урядник Сторчак, решив с группой казаков и солдат прийти к нему. Ему было ясно, что Сторчак шел к нему только за помощью, не преследуя никакой политической цели.

Однако, когда есаул Макухо, возмущенный содержанием листовок, клеветавших на Конвой, потребовал от Караулова объяснений, тот цинично заявил: «Понимаю вас и сам знаю, что Конвоя в Петрограде нет, но неужели вы думаете, что я, член Временного Комитета Государственной Думы, буду опровергать то сообщение в печати, которое нам так выгодно и приносит лишь неоценимую пользу?!»

Во все последующие дни по Шпалерной улице, мимо казарм Конвоя, к Государственной Думе беспрерывно тянулись войсковые части, с оркестрами музыки, с красными флагами, с пристраивающимися к войскам штатскими, с офицерами и без офицеров. Офицеры имели вид ведомых на казнь.

К вечеру 3 марта явились из Царского Села два казака. От них были получены первые вести о положении в Императорском Александровском дворце и о сотнях Конвоя, несших там службу.

Последние дни пребывания Конвоя в Царском Селе и в Ставке

В Царском Селе сотни Конвоя никакой гарнизонной службы не несли. Сотни изредка занимались строевыми учениями и через день выводились на проездки.

В Ставке, с отбытием Государя Императора, полковник Киреев приказал сотням Конвоя вновь перейти в лагерные бараки за Днепром. Дивизион Конвоя, бывший в Ставке, так же как и другой Царскосельский Дивизион, в гарнизонный наряд города Могилева не входил.

Ожидался приезд с Кавказа Верховного Главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича. Великий Князь прибыл в Ставку 11 марта и с лицами, его сопровождавшими, оставался в своем поезде на станции Могилев.

О своем вступлении в Верховное Командование Действующей Армией Великий Князь Николай Николаевич поставил в известность Временное Правительство. Но, находясь уже в Могилеве, Великий Князь получил догнавшее его только там письмо Временного Правительства, за подписью его председателя князя Львова, с просьбой о сложении с себя звания Верховного Главнокомандующего.

…В тот же день, 11 марта, Временное Правительство объявило о состоявшемся отстранении от должности Верховного Главнокомандующего Русскими Армиями Великого Князя Николая Николаевича, отдавшего, как Верховный Главнокомандующий, следующий приказ: «Установлена власть в лице нового правительства. Для пользы Родины Я, Верховный Главнокомандующий, признал ее, показав тем пример исполнения нашего воинского долга. Повелеваю всем чинам Славной нашей Армии и Флота неуклонно повиноваться установленному Правительству через своих прямых начальников. Только тогда Бог нам даст победу!»

С отречением Государя от Престола положение Конвоя, на протяжении 106 лет служившего непосредственно при Особах Русских Императоров, стало еще более неопределенным с оставлением Великим Князем Николаем Николаевичем должности Верховного Главнокомандующего, на каковую он был назначен Государем одним из его последних повелений.

Появились тревожные слухи о предполагаемом решении Временного Правительства расформировать Конвой, офицеров же и казаков, служивших в Конвое, отправить в отдельные полки Кавказских Казачьих Войск. Офицеры Конвоя стали принимать все меры к сохранению родной Части, к соединению ее дивизионов и отправлению всех чинов Конвоя на фронт отдельной воинской частью.

Старые исторические соратники Лейб-Казаки писали с фронта, что Конвой ждут, что с прибытием его предполагалось формирование своей дивизии из всех Гвардейских казачьих частей.

Командир Конвоя самостоятельно вел переговоры с Военным Советом, в результате чего сообщил офицерам, что всем лицам Свиты Его Величества по желанию предоставлялось право подать в отставку и командир это право выхлопотал для всех офицеров Конвоя. Но офицеры Конвоя этим правом не воспользовались и, во исполнение воли Государя Императора – «служите так же верно Родине, как служили Мне», считали своим долгом во что бы то ни стало сохранить свою родную Часть и с ней выступить на фронт.

Стало известно, что между Военным Советом и начальниками Войсковых штабов Кубанского и Терского Казачьих Войск возникла переписка по поводу Конвоя. Начальники Войсковых штабов просили о скорейшем прибытии сотен Конвоя в расположение их Войск.

Эти вести офицерами Конвоя были приняты как первый этап к выступлению если не на Западный фронт, то ближайший к своим Войскам фронт – Кавказский.

В то же время генерал Алексеев, желая иметь при себе дисциплинированную и стойкую воинскую часть, в особенности после усмирения сотнями Конвоя солдатского бунта в Рогачеве, принимал меры к оставлению Дивизиона Конвоя в Ставке.

В самой Ставке было сравнительно спокойно, но в окрестностях города Могилева некоторые воинские части, под влиянием «приказа № 1», взбунтовались и отказались идти на фронт, заявив о том, что они обязаны «углублять революцию». Особенно буйствовал гарнизон города Рогачева, один из полков которого категорически отказался исполнить приказ о выступлении на фронт. Для усмирения этого полка, по распоряжению Штаба Верховного Главнокомандующего, сотни