Человеческий фактор - Ишмаэль Джонс

Как всегда, самым сложным оказалось понять бюрократию. Например, для одного из отчетов, который я готовил, мне нужно было узнать больше об определенном районе недалеко от Фаллуджи. Я отправился в офис представителя армии, расположенный в полуприцепе, и он рассказал мне об обстановке в этом районе города. Но каким-то образом я пересек границы бюрократической территории — прежде чем разговаривать с солдатом, я должен был получить разрешение от бюрократа ЦРУ, а затем мне нужно было снова посетить бюрократа, чтобы отчитаться ему о своей встрече. Моя первая неделя вышла беспокойной, потому что я не понимал этих бюрократических правил. Пришлось изучить всех ключевых игроков и их подведомственные территории.

Тем не менее, это было прекрасное задание; в целом, у меня была свобода выходить из офиса и выполнять свою работу. В резидентуре было целых восемь уровней управления, чьи цепочки подчиненности петляли, словно щупальца. Находясь вне офиса и работая напрямую с информаторами, я работал более эффективно, и это благотворно сказалось на моем психическом здоровье. Подчиняться стольким руководителям было бы очень трудно.

*****

Наши информаторы предоставляли потенциально огромный поток сведений. Руководство офиса осознавало это: в конце концов, меня и отправили, чтобы я его использовал. Следующим шагом было ввод этой информации в систему, чтобы ее можно было как-то реализовывать.

Формы разведывательных донесений и отчетов часто менялись, и мне приходилось идти в ногу со временем. Это напоминало мне описание Марка Твена о плавании по Миссисипи. Он писал, что капитаны речных судов должны были запоминать реку — сложная задача, тем более что русло постоянно менялось, поэтому они сначала запоминали реку, а затем разговаривали с капитанами проплывающих мимо судов, чтобы узнать об изменениях на предстоящем участке. Необходимые фразы в разведывательных отчетах менялись, добавлялись или удалялись; менялось написание слов; все менялось, и все эти изменения нужно было заучивать и постоянно обновлять.

В первую неделю я изо всех сил старался помочь уничтожить ячейку террористов-смертников, найти пропавших американских солдат, обнаружить самодельные взрывные устройства (СВУ) и определить местонахождение важных членов «Аль-Каиды». Координаты, подученные с помощью глобальной системы позиционирования, помогали точно определять местонахождение террористов и СВУ. Донесения были простыми и лаконичными: СВУ находится за средним столбом ограждения на южной стороне дороги; террорист живет по этому адресу, по этим координатам.

Однажды я вылетел на вертолете на место встречи, и мы приземлились одновременно с другим вертолетом. При посадке поднялась пыль, и позже летчик рассказал мне, что он был ослеплен пылевым облаком и чуть не столкнулся с другим «бортом».

*****

Когда все, наконец, утряслось, зазвонил телефон, — звонил приятель из Лэнгли.

— Послушай, тот руководитель твоего ближневосточного задания действительно преследует тебя, приятель. Он вернулся в штаб-квартиру и рассказывает об этом всем, кто готов его слушать.

Начальник «один по цене двух» все еще был зол на меня за то, что я поехал в Ирак, не согласовав с ним эту поездку заранее. Он хотел наложить на меня дисциплинарное взыскание, как я ему и предложил, но не нашел в штаб-квартире никого, кто был бы готов этим заняться.

Справедливости ради, этот начальник ОПЦД был искренне обижен тем, что я сделал, и искренне полагал, что меня нужно наказать. Работа в ЦРУ научила его защищать свою территорию и требовать уважения к своей роли руководителя. Он относился к этому так же серьезно, как я к миссии Управления.

В морской пехоте я был бы столь же безжалостен к любому, кто ослушался бы системы, и наказание было бы быстрым. Но Корпус не требовал от морских пехотинцев подчиняться симулянтам. Морская пехота не запутывала ситуацию, когда приходило время выполнять свое предназначение. В морской пехоте никогда бы не поставили офицера низшего ранга и его жену во главе офицера более высокого ранга.

*****

Надев кевларовые бронежилеты с толстыми керамическими пластинами на груди и спине, мы с коллегой погрузили оружие и боеприпасы в бронированный автомобиль и отправились на встречу с человеком, обладавшим информацией о группе террористов-смертников. Подобрав его на нашей машине, мы нашли затененное место, чтобы припарковаться.

Ячейка состояла из молодых суннитов в возрасте от пятнадцати до чуть старше двадцати лет, как парней, так и девушек. Их целью были отдельные группы американских солдат. Идея заключалась в том, что американские солдаты, несущие патрульную службу, будут начеку и готовы защищаться от приближающихся молодых парней, но сочтут женщин безобидными. Таким образом, женщина-смертница сможет подойти ближе к американским позициям.

Суннитские террористы, как правило, придерживались более строгой версии ислама, запрещавшей контакты между мужчинами и женщинами, но парням и девушкам нужно было общаться, чтобы планировать атаки. Когда мы с коллегой углубились с нашим информатором в детали, мы поняли, что основной деятельностью банды был флирт. Парни и девушки часами болтали по телефону, якобы планируя самоубийственные атаки, но на самом деле просто разговаривая. Они не совершали никаких атак.

Но все-таки они замыслили совершить что-то недоброе. Лидеры банды были связаны с «Аль-Каидой», и, используя информацию, предоставленную нашим источником, армейцы смогли их захватить.

*****

У арабов сильно развито чувство гостеприимства, отточенное на протяжении тысячелетий. В общении с людьми, особенно с арабами, я старался быть как можно более вежливым, мягким и обходительным. По мере того, как я узнавал их, мы приветствовали друг друга в традиционном стиле, касаясь грудью над сердцем. Наши арабские союзники сражались на улицах, шли на невероятный риск и часто теряли жизни.

На месте я тесно сотрудничал с оперативником по имени Фуэго, натурализованным американцем аргентинского происхождения, утверждавшим, что является потомком как испанских поселенцев, так и коренных жителей Огненной Земли. Он работал полицейским в аэропорту, когда его завербовали в качестве агента ЦРУ — в Управлении искали оперативных сотрудников, родившихся за границей, из-за их знания родного местного языка. Фуэго, имевший отличную репутацию надежного агента, в конце концов, стал оперативником. Его английский был не очень хорош, и он не говорил по-арабски. В стрессовых ситуациях он переходил на испанский, и когда хотел, чтобы его поняли, произносил испанские слова отчетливо и громко. Для агентов, с которыми я встречался, Фуэго решал административные вопросы; например, он выплачивал пособия по случаю смерти семьям убитых информаторов и вел учет транспортных средств и огнестрельного оружия.

Аргентинец был человеком прямым и резким. Спрашивая об выплате зарплаты и компенсации расходов арабского агента, он говорил:

— Черт возьми, я говорю, дай мне надлежащую квитанцию! Ты лжешь? Ты пытаешься меня обмануть?

Другому арабу, который опоздал