Ментальности народов мира - Георгий Дмитриевич Гачев

для себя момент?.. Здесь он обозначен как где-то в начале молнией явившийся (именно, ибо покоящийся миг можно созерцать лишь в мгновенном движении – со скоростью света. – Г. Г.) – и действительно, какой же это «всеобщий покой», если он преходящ? Тогда он не всеобщий и не покой, раз не безмятежен, а подвластен перемене времени…

«Элементы обладают запасом сил, необходимым для приведения друг друга в состояние движения, и служат сами для себя источниками жизни» (с. 130).

Значит, движение как бы запрограммировано рассеянным частицам вещества, ибо силы (т. е. неравновесия: от расколотости целого на полы – сексы-половинки) там заложены: в совершенном нет сил, усилий – нет в них нужды, все само собой держится и пребывает. Если же силы есть, значит, несовершенство налицо. Однако силы могут создать некий эрзац совершенства и покоя – порядок, организацию: «В материи является немедленное стремление организоваться» (с. 130).

Организм – не целое, оттого он живет, тогда как целое и совершенное пребывает. Силы поэтому и названы источниками жизни (и смерти), ибо для составления расколотого бытия («для приведения друг друга в состояние движения» с целью «организоваться») предназначены.

«Рассеянные элементы более плотного сложения (откуда взялись? – Г. Г.) собирают из окружающей их среды, благодаря силе притяжения, более редкую материю. Сами же они вместе с той материей, которую они к себе присоединили, собираются, в свою очередь, в тех точках, где имеются частицы еще более плотные, – эти опять собираются к еще более плотным частям и т. д.» (с. 130).

Значит, начало всему – образование плотной частицы. В другом месте Кант это так представляет:

«Если представить себе точку, помещенную в весьма обширном пространстве (точка – это уже не частица, а место ее образования. – Г. Г.), где притяжение элементов действует сильнее, нежели во всех прочих местах (значит, «поле тяготения» здесь сильнее, расколотость бытия, а значит, и силы Эроса, тяги к воссоединению, острее. – Г. Г.), то рассеянное вокруг этой точки основное вещество элементарных частичек станет падать на нее» (с. 130).

Значит, в какое-то пустое место, которое тем лишь отлично, что в нем силы притяжения «сильнее», падают частицы плоти – как в засасывающую пустоту и воронку (декартовы-кантовы «вихри», о которых позднее). Именно женское начало есть вакуум, как раз то, где ничего (материального) нет – ведь там не более тяжелое вещество, но как раз воплощенный недостаток и зияние (в отличие от мужского начала, которое есть воплощенный избыток, сгущение бытия, как раз та более плотная частица, о которой у Канта), зато туда влечет как магнитом плотные частицы (т. е. «мужское», плоть) – как трутней на алчную пустоту и ненасытную утробу самки пчелиной.

«Первым действием этого общего падения (как грехопадение бытия. – Г. Г.) будет образование в этом центре притяжения некоторого тела, которое, начавшись, так сказать, с бесконечно малого зародыша (вот! даже крайне целомудренный Кант не может подобрать более точного представления, как из сферы Эроса – «зародыш»! Значит, наши предыдущие приведения кантовой пустой точки, особой силы притяжения и плотной частицы, в связь с женским началом, с Эросом и началом мужским оправданны. – Г. Г.), первоначально будет расти медленно (при содействии химического притяжения), а затем уже довольно быстро (действием ньютонова притяжения)…» (с. 130).

Но само по себе притяжение, тяготение, воссоединение расколотого бытия, т. е. Эрос, для немецкого воззрения на мир – недостаточное объяснение и причина, ибо здесь еще нет формы.

И в этом смысле даже под влиянием силы притяжения лучшее, что может образоваться из встревоженного и взбаламученного рассеянием вещества хаоса (а рассеяние вещества – это осколочность разбитого целого бытия на сексы-секторы и полы-половинки, а отсюда и силы Эроса – как возвратные, воссоединяющие тяготения), – это частичные очаги целого бытия, напоминания о бывшем всебытии и всеобщем покое.

«Сами же они (уплотнения частиц. – Г. Г.) вместе с тою материей, которую они к себе присоединили, собираются, в свою очередь, в тех точках, где имеются частицы еще более плотные, – эти опять собираются к еще более плотным частям и т. д. Если таким образом следить за формирующейся природой по всему пространству хаоса, то легко заметить, что следствием вышеуказанных причин будет прежде всего образование различных скоплений, которые далее, благодаря равенству притяжения (т. е. Эроса, который однороден и один для всех и не может быть источником различения[53], а лишь поравнено всего. – Г. Г.), должны бы остаться в вечном покое» (с. 130).

Для немецкого же ума главное – образование лица, различия, Gestaltung, формирование вот этого в отличие от вон того, противодействие всеутапливающему и всерастворяющему соборному объятию всех в Эросе (шиллеро-бетховенское Seid umschlungen Millionen! – «Обнимитесь, миллионы!» – это уж вторичное объятие: на основе таких могучих индивидуальностей, которые уже тяготятся, как Фауст, своим лицом и отличием).

Отсюда центральный и самоличный момент кантовой гипотезы (ибо все объяснения до сих пор – из ньютонова всемирного притяжения) – это: откуда раскол, определение скоплений в форму тела, резкие черты лица из туманности марева взаимных притяжений? Все это обязано силе отталкивания.

«Но природа обладает еще другими силами в запасе; эти силы проявляются главным образом тогда, когда материя представляется в весьма измельченном состоянии. Эти силы, производящие взаимное отталкивание частиц, вызывают, благодаря своей борьбе с силами притягательными, то движение, которое точно так же является причиною непрерывной жизни в природе» [1, с. 130].

То есть сила отталкивания давно в естествознании и умозрении известна – еще с эмпедокловых Любви и Ненависти, что образуют смешение и разделение всего. Но здесь важен поворот ее, истолкование у Канта как основного формообразователя, что понятно в контексте немецкой мысли. Это та непрерывная отрицательность, Widerspruch, который führt, что у Гегеля есть и основная сила различения бытия, и формировки единого в многообразие. Это отталкивание, отрицательность и у Канта выступает как фаустианско-мефистофельское вечное беспокойство, Streben, противоположное всеобщему покою – этому пустому (для немецкого умозрения) мгновению бытия. Недаром об отталкивании заговаривает сразу после удручающей перспективы вечно покоящихся (из-за равной силы притяжения) скоплений.

Но откуда отталкивание? Что его источник? Если притяжение всемирное, глобальное, сила, действующая извне частиц, тел, и по отношению к любому существу она внешняя (лишь по отношению к Бытию она внутренняя), то отталкивание есть отворачивание лица, противно направленная к бытию воля, и это уже исходит из атома, индивида, из «я». Это отталкивание есть его инстинкт самосохранения в мире – от засасывающих в воронку объятий любви и силы притяжения[54]. Ибо сила отталкивания не только из бесконечно малого, монады (недаром, кстати, разработка этих идей – дело немецкого ума Готфрида Вильгельма Лейбница), микрокосмоса (германцы Нострадамус, Фауст и Парацельс) в его внешнее самоотличие