Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - Карло Вечче

Проблема в том, что братство Санта-Мария-делла-Кончеционе так и не выплатило Леонардо и де Предису сумму, запрошенную художниками в письме к герцогу. 20 ноября 1496 года нотариус Амброджо Гаффурио, эконом и поверенный Скуолы, попытался уладить отношения между братством и художниками. Сперва он напрасно искал мастера Леонардо «де Венциуса» из Флоренции по месту жительства, в Корте-Веккья («in curia Arenghi Mediolani, videlicet in porte Romane parochie Sancti Andree ad Murum ruptum Mediolani ubi tempore recessus dicti magistri Leonardi habitabat»[767]), но никого не нашел («nullis repertis personis, sed reperta habitatione vacua»[768]). Затем отправился в Управление государственных актов и получил разрешение сделать копии судебных документов для отсутствующего Леонардо, о чем отправил на адрес его миланского места жительства уведомление («ad domum solite habitationis magistri Leonardi»[769]), но безуспешно. Дальнейших действий Гаффурио не предпринимал: так ведь недолго и ноги стереть, гоняясь за всякими художниками.

В начале марта 1503 года за дело снова взялся де Предис. С тем же прошением, что и в 1491 году, он через наместника Милана обратился на сей раз к самому Людовику XII. Первоначальный контракт на сумму 800 имперских лир, писал художник, предусматривал исполнение алтаря и расписных панелей, в частности «imaginem beatissime Virginis in tabula lignea plana, depincta ad oleum cum omnimoda perfectione»[770]. Алтарь был завершен и передан заказчику, однако Скуола отказалась оплачивать работы, в особенности центральный образ, на который, впрочем, уже нашелся покупатель, готовый выкупить его за 100 дукатов. Представители Скуолы, со своей стороны, объявили цену несправедливой, а саму сделку – бесчестной спекуляцией, недостойной Девы Марии. Таким образом, подытожил де Предис, Скуола обязана либо вернуть картину, либо уплатить «pretium ab emptoribus oblatum»[771].

В ответном послании от 9 марта 1503 года, составленном и подписанном Тристано Калько, король Людовик обязал братство удовлетворить прошение художников, а 28 марта магистрат Милана потребовал исполнения королевского приказа. Но 23 июня Скуола актом, составленным Баттистой де Капитани, отказалась выплачивать деньги или возвращать картину[772].

Вероятно, Джованни Амброджо еще в 1503 году сообщил обо всем бывшему партнеру, добавив, что тому неплохо было бы заглянуть в Милан – хотя бы ради того, чтобы закрыть столь важный вопрос. А в итоге дело затянулось еще на три года.

13 февраля 1506 года Бернардино ди Леонардо де Предис и его племянник Леонардо, сын покойного Эванджелисты, уполномочили Джованни Амброджо представлять их интересы в отношении другой задолженности братства – очевидно, по дополнительным расходам на украшение «анконы»; сам Джованни Амброджо, ныне живущий у церкви Санта-Мария-Подоне, оценил эти работы в 634 имперские лиры.

4 апреля брат Агостино де Феррари, престарелый приор монастыря Сан-Франческо-Гранде, тот самый, что с конца 1470-х годов отвечал за убранство капеллы, встретился с приором Скуолы, Чезаре Фавагроссой из Кремоны, и другими членами братства, чтобы произвести оценку картины, однако из-за отсутствия члена экспертной комиссии Паоло Саннадзаро процедуру решено было отложить. Документ, зафиксировавший это, крайне важен, поскольку он удостоверяет, что Джованни Амброджо действует от имени не только братьев, но и своего коллеги Леонардо («magistri Leonardi de Vinzii florentini filio quondam domini Petri nunc absentis a civitate et ducatu Mediolani»[773]), на что Леонардо прислал ему из Флоренции доверенность[774], в тот же день приобщенную к делу нотариусом Баттистой де Рипа[775].

Наконец, 27 апреля в капитуле монастыря комиссия в составе брата Агостино, Чезаре Фавагроссы и Паоло Саннадзаро присуждает художникам, представленным Джованни Амброджо, прибавку в размере 200 имперских лир при условии, что в течение двух лет алтарный образ будет завершен «per manum dicti magistri Leonardi, dummodo dictus magister Leonardus venit ad hanc civitatem Mediolani et non aliter»[776].

Таким образом, второй вариант «Мадонны в скалах», наскоро созданный Леонардо в 1492 году при участии Марко д’Оджоно и Джованни Больтраффио, признан незаконченным («cumque etiam sit quod dicta ancona non fuerit finita in predicto tempore nec etiam de presenti sit finita»[777]), однако был помещен в алтарь и в настоящее время находится в собственности братства, которое передаст его художникам для завершения работы («tunc prior et scolares tenerentur et debentur dare anchonam suprascripte ad fabricandam»[778]).

У Леонардо появляется весьма веская причина как можно скорее вернуться в Милан: закончив «Мадонну в скалах», он наконец получит расчет. Но есть и другая причина – настоящая, куда более глубокая: он хочет снова помолиться в капелле Непорочного зачатия, там, где под мраморным полом, под алтарем с изображением матери, пытающейся защитить свое дитя от грядущих страданий, тихо, без сновидений спит другая мать.

20

На службе д’Амбуаза

Милан, с июня 1506 по август 1507 года

Однако возвращение в Милан немыслимо без одобрения и протекции, а возможно, и прямого приглашения со стороны французской администрации, возглавляемой сейчас генерал-лейтенантом Шарлем д’Амбуазом, кавалером ордена Святого Михаила, владетелем замка Шомон, главным распорядителем королевского двора, маршалом и адмиралом Франции. То есть нового просвещенного мецената, благодаря которому перед Леонардо открываются исключительные возможности для научно-технологических исследований.

Вероятно, именно д’Амбуаз радушно принимает художника в своем доме, когда тот в июне 1506 года приезжает в город.

Губернатор хочет задействовать гения в новых проектах, в частности в строительстве загородной виллы на участке между каналом и речками Нироне и Фонтелунга, неподалеку от принадлежащего самому Леонардо виноградника и монастыря Санта-Мария-делле-Грацие.

Леонардо с ходу дает волю воображению. Посредством фонтанов и садов вилла гармонично встраивается в природный ландшафт[779]. Все в доме и в саду призвано доставлять удовольствие хозяину и удивлять его гостей.

Здесь не будет недостатка в технологических чудесах, вроде водяных часов, оснащенных автоматом, отбивающим время[780]. Лестницы не должны выглядеть слишком «меланхоличными», то есть крутыми и темными; в саду поставят мельницу «с опахалами», приводимыми в движение водой из специально прорытого канала, чтобы «создавать ветер в любую пору лета»; высадят померанцы и кедры, которые укроют на зиму; устроят источники, зарыбят пруды; повсюду будет раздаваться птичий щебет, а мельница станет питать музыкальный фонтан с водяным органом и фонтаны-шутихи: «Протяни от мельницы множество водоводов до самого дому и выходы сделай на разных путях, где всякого, кто пройдет, целиком снизу фонтан воды промочит, и так каждый желающий сможет из-под ног брызнуть на дам или кого другого, мимо прошедшего»[781]. На планах дом также вписывается в окрестный пейзаж: «Портик-зал-портик / a – двор главного распорядителя, b, c – его покои, e – его зала, что может целиком открываться спереди», «лужайка / фонтелунга / покрыта медной сеткой, куда запущены птицы»[782].

Сад будет посвящен богине Венере, то есть наслаждению и любви. Описывающий его