Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - Карло Вечче

размещения публики и главных зрителей, причем речь идет как о рассадке гостей в зале, так и о выборе нужного места для правителя и ложи почетных гостей, перед которой пройдет парад. Наконец, лестницы должны быть достаточно широкими, чтобы не повредить маски о стены, а проход для актеров необходимо отделить от прохода для зрителей[795].

Но что поставить? Самой знаменитой пьесой при дворах эпохи Возрождения был и остается «Орфей» Полициано. Леонардо прекрасно помнит, что в 1490 году его друг и ученик Аталанте Мильоротти уже представлял этот текст для Франческо Гонзаги во дворце Мармироло неподалеку от Мантуи.

Художник лихорадочно принимается за эскизы – общая сценография, эпизод с Эвридикой, преследуемой Аристеем… Наконец, финал: прижавший к себе лиру Орфей, растерзанный вакханками[796]. И только маленькая механическая «птичка комедии», «ocel della comedia», порхает туда-сюда, словно вторя дивной песне Орфея[797].

Рисунки сопровождаются подписями, иллюстрирующими ключевые моменты постановки и функции сценических машин: «Когда разверзнется Плутонов рай, явятся черти, что станут ду[д]еть в двенадцать горшков, завывающих, словно адские пасти. Там будет смерть, и фурии, и Цервер, и множество плачущих обнаженных путтов, здесь – разноцветные ог[ни] <…> вино, бал <…> / Abcd – скала, раскрывающаяся вот так: ab уходит в cd, cd – в ef, и Плутон оказывается на своем месте в g»[798].

Сердце всей этой машинерии – тот самый «Плутонов рай», жуткое видение Ада, предстающее перед Орфеем, когда чарующая нежность его напева распахивает врата подземного мира. До этого публика видит лишь скалу, возле которой, согласно либретто Полициано, происходит первая часть трагедии: влюбленность Орфея, буколическая интерлюдия, преследование Эвридики Аристеем, ее бегство и смерть от укуса змеи, отчаяние Орфея. Потом скала вдруг разверзается, открывая адскую бездну, куда и спускается Орфей, чтобы умолять Плутона вернуть Эвридику к жизни. Все это происходит под экстатическое крещендо звуков и спецэффектов: черти кричат и дуют в огромные глиняные сосуды («горшки»), усиливающие их вопли; разнообразные ужасы (смерть, фурии, Цербер) добавляют к их крикам свои; рыдают голые дети… В общем, невероятная сумятица, к которой добавляются уже привычные поскрипывания и взвизгивания колес, валов и шестеренок.

Как же воплотить столь хитроумную идею? Механизм состоит из двух отдельных частей, двух вращающихся полукругов, которые то сближаются, то удаляются друг от друга. Леонардо, как обычно, пользуется случаем, чтобы опробовать кое-какие технологические новинки вроде шарнирных соединений – и в то же время позволяет себе вспомнить Античность.

Побывав, хоть и ненадолго, в Риме, он собственными глазами видел руины грандиозных театров и амфитеатров, где устраивали представления древние римляне; восхищался серапеумом на вилле Адриана в Тиволи; многое почерпнул у Витрувия и Альберти, а также из бесед с учителями и друзьями – Франческо ди Джорджо, Джулиано да Сангалло, Джаном Кристофоро Романо. Однако сейчас в его распоряжении лишь ограниченное пространство, зала дворца, а значит, в процессе действия он не может разбирать и собирать сцену: нужно добиться того, чтобы сцена трансформировалась сама, при этом не давая публике утратить иллюзии погружения в фабулу.

Поэтому Леонардо создает удивительную машину, подобную вращающемуся театру Куриона, описанному в «Естественной истории» Плиния (книга XXXVI, XXIV.117): «Нашел я средь великих римских сооружений два амфитеатра, что поначалу касались друг друга спинами, а затем вместе со всей публикой поворачивались, смыкаясь в форме театра и сохраняя такую форму»[799].

За эти несколько месяцев Леонардо успевает с лихвой расплатиться за щедрое гостеприимство губернатора, предоставляя ему драгоценные сведения о системе крепостей и обороне герцогства, что позволяет спланировать новые укрепленные пункты – особенно на северной границе, которая постоянно подвергается угрозам со стороны Швейцарии. Неслучайно уже 17 июля 1507 года по поручению д’Амбуаза (и, вероятно, по проекту Леонардо) начинается строительство грандиозного равелина замка Локарно.

Все это необходимо объезжать, за всем присматривать. Возможно, художник успевает снова навестить Вальсассину и становится свидетелем нашумевшего эпизода: взятия замка Байедо, где заперся со своими людьми Симоне Арригони – тот самый, что в 1499 году убил казначея Моро, Джованни Антонио да Ландриано.

За это Людовик XII отдал Арригони контроль над долиной, стратегически важной как с точки зрения обороны герцогства, так и благодаря рудникам. Однако жестокий самодур оказался настолько ненадежным подданным, что против него пришлось организовать военную экспедицию.

Крепость, притулившаяся на высоком скальном отроге, считалась неприступной, и взять ее удалось лишь благодаря обману и предательству. Арригони был схвачен, доставлен в Милан и 1 марта 1507 года обезглавлен, а затем четвертован: очередное кровавое зрелище, совсем как в финале «Орфея», где бедного поэта разрывают на части вакханки. Разве что здесь все по-настоящему: и вопли, и кровь, и жалкие останки осужденного.

Леонардо описывает это событие по горячим следам, извлекая из него урок военной стратегии: «Когда кастелян день и ночь по любому поводу избивает наемников, а если кто скажет хоть слово, выгоняет спать в шаткую дощатую конуру, а то вовсе под навес, и под те же навесы отправляет бомбардиров, то и подкрепление он приведет ложное, как тот, кто предал Симона Арригони».

Остаток листа занимает рисунок внушительной крепости в стиле Франческо ди Джорджо Мартини, вероятно заложенной еще в 1502 году, но теперь преобразованной в горную твердыню той же формы, какую д’Амбуаз хочет придать перестроенному замку Байедо[800].

В кабинетах французских чиновников Леонардо теперь как дома. Однажды, оказавшись в приемной начальника полиции, он вдруг чувствует настоятельную потребность запечатлеть три-четыре важные мысли – о природных стихиях, о воде и пещерах, о цветах. Поэтому хватает со стола первый попавшийся лист бумаги, достает сангину и принимается писать.

Ему невдомек, что документ на обороте того же листа являет собой очередной пример гибкости правосудия, которое показательно карает мелких правонарушителей, вроде бедолаг, выставляемых на площади в цепях за кражу отреза мешковины или попытку тайком, не привлекая внимания мытарей, пронести его в город; зато являет снисхождение к некоему Дионисио Арибальдо, виновному в нанесении тяжких увечий некоему Мартино Бискоссо, поскольку подсудимый предложил немедленно выплатить компенсацию и пошлину[801].

Впрочем, самому Леонардо полицейская канцелярия доставляет величайшую радость, вернув тот небольшой участок земли на окраине Милана, где он пытался выращивать лозу по методу Виджевано и производить вино, хоть сколько-нибудь напоминающее лучшую продукцию Винчи. Это подтверждают строчки «лоза» и «проверь реальную длину опоры» в перечне важных дел, приведенном на листе с заметками о «зале для торжества»[802].

20 апреля 1507 года из Серравалле-Скривии д’Амбуаз направляет чиновникам казначейства и имущественной палаты предписание полностью восстановить художника в правах владения виноградником, который французское правительство ранее конфисковало и переуступило некоему Леонино Билье[803]. Что те незамедлительно и выполняют на основании декрета от 27 апреля, подписанного Джованни Пьетро Босси.

Тем временем