Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - Карло Вечче

Джованни д’Андреа, прозванному Дудочником, тому самому, что летом 1503 года ездил с Леонардо в военный лагерь под Пизой (и оплатил все расходы), выдают последний платеж в размере 79,11 лиры «на подготовку к возведению помоста»[725].

14 марта все приготовления завершены, и рабочие Фабрики Санта-Мария-дель-Фьоре получают приказ приступить к сборке конструкций «pro pictura Leonardi de Vincio fienda»[726] в зале Большого совета; по завершении росписи все материалы будут возвращены Фабрике[727].

К 30 апреля Леонардо перевозит в Палаццо огромное количество материалов: 100 дощечек, большую глиняную чашу и плошки для смешивания красок; семифунтовый медный кувшин для масла; стойки, шкафы и стеллажи для хранения картонов; доски для лесов; 204 фунта льняного масла, поставленного Франческо Нуччи «на картину для Фабрики»; фунт льняного масла, поставленного аптекарями Франческо и Пулинари дель Гарбо «на пробы для картины»; 260 фунтов гипса для штукатурки; 89 фунтов и 8 унций канифоли («смолы греческой для живописи»); еще 11 фунтов 4 унции льняного масла и 343 фунта алебастра для грунта; 20 фунтов свинцовых белил; 2 фунта 10 с половиной унций венецианских губок; три полноразмерных тетради болонской бумаги и разнообразные банки с красками. В перечне расходов выделяется и еще одна крайне необходимая статья: золотарю Бартоломео ди Джованни делло Скальца поручено опорожнить и вычистить все «отстойники» и «удобства», то есть отхожие места. Можно представить, до какого состояния довели их за последние годы непрестанно сменяющиеся бригады рабочих и каким тошнотворным запахом встретили Леонардо комнатушки, окружающие залу.

Труд помощников Леонардо, а также подручных Лоренцо ди Марко и Пьеро ди Джованни неплохо оплачивается. Рафаэлло д’Антонио ди Бьяджо, которому положили жалованье из расчета 20 сольди в день, зарабатывает в общей сложности 4 лиры 15 сольди. Феррандо, «живописец испанский», то есть Фернандо Яньес де ла Альмедина, учившийся у Леонардо еще в Милане, и верный Томмазо ди Джованни, он же Зороастро, «растиральщик красок» (задача на первый взгляд скромная, однако имеющая первостепенное значение), получают по пять флоринов. Деньги, как всегда, распределяет Джованни д’Андреа. Леонардо отходят 50 флоринов «за его усилия по созданию картины», а также 18 лир, 9 сольди и 8 денаро в качестве компенсации «пошлины за груз платья его, привезенного из Рима», уплаченной авансом таможенному казначею Мариотто Галилею[728]. Что это – свидетельство еще одной короткой поездки в Рим? Или, куда вероятнее, все тот же привезенный во Флоренцию весной 1503 года сундук с богатой одеждой, доставшейся Леонардо после службы у Валентино, так до сих пор и лежащий неоплаченным на таможне?

Медленно и тщательно готовит Леонардо ту часть стены, куда намеревается перенести с картона сцену схватки за знамя. Только теперь заказчики осознают, какое революционное нововведение он хочет применить. Картина будет исполнена не в технике фрески, когда краски поспешно наносятся на сырую, только что уложенную штукатурку, а в возрожденной древнеримской технике энкаустики, описанной еще Плинием. Только так художник сможет работать в подходящем ему темпе – не заполняя торопливо, изо дня в день, равные участки стены, а медленно, с многократным наложением цветов и оттенков, прозрачных или полупрозрачных красок.

В Милане, во время росписи «Тайной вечери», Леонардо уже проводил подобный опыт и понял, насколько трудно удержать на традиционном меловом грунте, а после высушить масляную темперу. Поэтому он убеждает Синьорию дождаться более мягкой летней погоды, когда при помощи «греческой смолы», растопленной несколькими большими жаровнями, проще будет сделать стену водонепроницаемой.

И вот приходит великий день. Первый мазок, первое пятно краски на стене. Утром 6 июня 1505 года Леонардо не находит себе места. Выходя на рассвете со свитой учеников и подмастерьев из монастыря Санта-Мария-Новелла, он с тревогой поглядывает на сгущающиеся вдали черные грозовые тучи, вздрагивает от порывов жаркого южного ветра, что проносится по городским улицам.

Добравшись до Палаццо, художник сразу идет в залу Большого совета, где, завершив последние приготовления, поднимается на леса. Подмастерья подносят плошки с красками. В глубокой тишине, нарушаемой лишь тихим свистом ветра в щелях оконных рам, колокола Бадии отбивают тринадцать часов (что примерно соответствует нынешним девяти часам утра), канонический «час третий»[729]. Леонардо поднимает кисть…

И вдруг, едва раздается первый удар Монталины с башни Палаццо дель подеста, всегда следующей за колоколами Бадии, сильный порыв ветра настежь распахивает окна. Те оглушительно хлопают, и в тот же миг начинается жуткий ливень. С лесов падает картон, перепуганные разнорабочие проливают воду из большой чаши, которую они несут наверх, потом роняют саму вазу, и та разбивается вдребезги. Эта апокалиптическая картина кажется знаком небес, и вот как описывает ее нам Леонардо на первых страницах своей записной книжки: «В пятницу, день 6 июня 1505 года, как пробило тринадцать часов, начал я писать в Палаццо, но едва взялся за кисть, пагода испортилась, и только ударели [колокола], сзывая судейских к канторке, как оборвался картон, пролилася вода, а чаша с водою, которую несли мне, разбилась, и тотчас же пагода еще ухудшилась, и до вечера шел сильнейший ливень, и не прекратился даже ночью»[730].

Несмотря на столь зловещее предзнаменование, работа продолжается. К 31 августа Феррандо Испанец получает «за живописание вместе с Леонардо» все те же 5 флоринов, а вот Томмазо, «его подручный для растирания красок», – только один; кроме того, доставляют еще 8 фунтов льняного масла[731].

Леонардо нервничает, ему недостает смелости работать так, как хочется, однако завершить центральный фрагмент, пускай и в общих чертах, вероятно, все-таки удается. 31 октября в реестре комиссии по благоустройству, помимо мешковины, служащей ограждением для лесов, и белого воска для оконных рам, зафиксировано поступление еще 11 унций орехового масла, 10 унций белил и 60 фунтов гипса для штукатурки, чтобы подготовить к росписи следующий участок стены[732].

Добавление орехового масла, вероятно, указывает на эксперимент по изменению состава красок – скорее всего, льняное масло показало себя не слишком удачно. Вернее говоря, по городу ходят слухи, будто масло доставили некачественное: мол, поставщик обманул Леонардо. Но художник не опускает руки. К концу года ему удается закончить участок стены размером шесть на четыре метра с изображением схватки за знамя – впечатляющее сплетение гигантских коней и всадников в два человеческих роста.

Последний документ, напрямую касающийся «Битвы при Ангиари», датирован 31 декабря 1505 года, в нем говорится, что затраты на краски и их растирание возмещены непосредственно двум помощникам Леонардо, Зороастро и новому ученику по имени Лоренцо дель Фаина[733]. Он появляется в мастерской вечером 14 апреля 1505 года, ему всего семнадцать. Мастер скрупулезно заносит в реестр дату, добавляя, что на следующий день ходил к казначею Санта-Мария-Нуова снять очередные 25 флоринов[734]. Читать, писать и считать Лоренцо умеет куда лучше Салаи. К тому же он не ворует, поэтому учет повседневных трат лучше сразу доверить именно ему[735].

18

Мечты