Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - Карло Вечче

Кроме того, на свете есть не только война, но и мир, и в мирное время болото, отравляющее окрестности испарениями, можно было бы осушить, расширив пахотные земли Аппиани: «способ осушения болот Пионбино»[703].

Возможно, у Леонардо даже хватает времени съездить в Рим – во всяком случае, заметки в самом начале Мадридского кодекса II это предполагают: «От стены: квадратная канна[704] в Риме, на 19 карлини за мой счет и на 17 карлини за счет хозяина стены»; «В понедельник утром – один флорин; в субботу утром – один флорин Лоренцо»; «Рим, в понедельник утром – один флорин»[705].

1 ноября Леонардо уже снова в Пьомбино, где и делает следующую запись с забавной ошибкой в дате: «В день последний ноянбря 1504 года, в день всех святых, устроил я такую демонстрацию синьору Пионбино». На том же листе – схема укреплений и несколько заметок о том, как глаз воспринимает свет и тени[706]. И в тот же вечер на закате, в беленой комнатке дома в порту, где он остановился, Леонардо, привыкший подмечать своим уникальным взглядом самые мелкие детали, фиксирует необычное оптическое явление, описание которого художник собирается включить в «Трактат о живописи»: «1504 год, Пионбино, в день всех святых / О живописи. На закате увидел я зеленые тени, какую канаты, мачты и реи отбрасывали на белую поверхность стены, и случилось это потому, что часть той поверхности окрашена была не солнечным светом, но цветом моря, которое спорило с ним»[707].

А 20 ноября, накануне возвращения во Флоренцию, он поднимается на цитадель Пьомбино, чтобы взглянуть сверху на «туннель» и «ров, что я веду»[708].

Попасть в Пьомбино проще всего, поднявшись из долины Арно к Валь-д’Эльса, а затем через Сан-Джиминьяно и Вольтерру спустившись к морю возле Биббоны, где можно полюбоваться очаровательной центрической церковью Санта-Мария-делла-Пьета, построенной более десяти лет назад Витторио Гиберти – возможно, на основе идей молодого Леонардо[709].

Та же дорога на обратном пути приводит Леонардо на родину, в Винчи. После внезапной смерти отца для него еще важнее повидать одряхлевшего дядю Франческо, единственного из старших членов семьи, кто еще остался в живых. Вероятно, дядя и приглашает его приехать. Причина веская: 12 августа он подписывает составленное нотариусом сером Джироламо ди сер Пьеро Чекки завещание, по которому племянник получает право пользоваться его поместьями в Винчи[710].

Франческо определенно не нравится, что после смерти брата Пьеро, вероятно скончавшегося без завещания, его жена Лукреция наотрез отказывается выделить Леонардо даже малую долю наследства. Сер Пьеро так и не узаконил Леонардо, и дядя Франческо беспокоится о будущем племянника, как будто тот – по-прежнему босоногий мальчишка без гроша за душой, а не знаменитый художник пятидесяти двух лет от роду. Однако завещание противоречит заключенному в 1492 году соглашению с братом, где было четко указано, что все имущество Франческо должно перейти исключительно к законным наследникам, то есть тем из детей Пьеро, кто рожден в браке: «После жизни Франческо все имущество его да будет принадлежать серу Пьеро и его детям на благо наше, нашей семьи и владений наших»[711].

Стесненные условия, в которых Леонардо находит дядю Франческо, по-видимому, более-менее подробно описаны в последней кадастровой декларации за 1498 год: старый дом, принадлежавший еще Антонио да Винчи, превратился в «руины, где никто не живет», а сам дядя ютится в скромном домишке в замке, получая также доходы с лачуги при винограднике в Коломбайе, пшеничного поля в Меркатале и участка с оливами и виноградником в Кроче-а-Тиньяно[712]. Тем не менее вовсе не исключено, что художника снова охватывает желание поселиться в Винчи и замкнуть тем самым жизненный круг, вернувшись в исходную точку – туда, где родился, где прожил вместе с матерью все детство. Возможно, добирается он и до Кампо-Дзеппи, чтобы проведать сестер, дочерей Катерины, которые, овдовев, едва сводят концы с концами. И стареют, как и он сам.

На листах Атлантического кодекса возникают знакомый профиль Монт-Альбано и несколько набросков на тему сельской жизни: крестьянские хижины на склоне, планы виллы с портиком, крутые обрывы… Кто знает, быть может, эти проекты Леонардо вычерчивает не для какого-нибудь богатого клиента, а для себя самого, воплощая мечты о небольшом доме среди холмов, вроде того, где родился он сам[713]. И рядом – механические устройства, которые художник подумывает использовать на «водяной мельнице в Винчи», то есть мельнице с жерновами, пригодными для растирания красок, которую дядя Франческо арендовал в свое время за 94 лиры в год.

Леонардо объезжает дядины владения, в частности участок Ботро в нынешней долине Серравалле, где раздумывает, как можно, управляя течением ручьев, сходящих с Монт-Альбано, создать небольшое искусственное озерцо и использовать его в качестве «водохранилища»[714]. Вероятно, он также одалживает дяде немного денег, чтобы тот не запускал участок, однако параллельно расспрашивает и о возможности его выкупа: «стоимость Ботро»[715]. Скорее всего, он также поднимается к дому в Анкиано, где некогда родился, – в налоговой декларации за 1498 год сер Пьеро описывал его как заброшенный: «Поместье с почти разрушенным домом арендатора, лачугой, выстроенной трактирщиком, и землей под оливами, плодовыми деревьями, виноградником и рощицей»[716].

Приятно провести время в Винчи, прежде чем снова взобраться на лошадь и вернуться во Флоренцию. Урожай в этом году большой, оливок собрали много, да и молодое вино уже бродит в чанах.

Впрочем, перерывы в работе над «Битвой при Ангиари» не проходят впустую. Непродуктивными с художественной точки зрения они могут показаться лишь стороннему наблюдателю: в конце концов, время от времени мастер с учениками даже позволяют себе провести вечер за картами (о чем свидетельствует пометка «игральные карты»[717]).

Однако на самом деле Леонардо целыми днями погружается в то, что стало теперь его главным увлечением: изучение естественных наук, оптики, перспективы, механики. И доказательством тому – невероятное количество листов, относящихся к 1500–1505 годам. Временами художник собирает из них новые манускрипты, но как правило, просто оставляет на столе как легкодоступное хранилище мыслей и набросков, чтобы эти заметки в любой момент можно было доработать, переписать, изменить, тем более что никакой системы в них нет. С другой стороны, сотни исписанных листов ярко отражают саму суть кочевой жизни Леонардо, его вечную неуверенность в завтрашнем дне, переходящую в лихорадочные ежедневные записи, ограниченные лишь рамками той единственной страницы, которую он успевает заполнить, пока не сгустится ночная тьма и не погаснет лампа на столе.

Объединяющей темой этих исследований все чаще становится геометрия. Во флорентийском монастыре Санта-Кроче Леонардо по-прежнему регулярно встречается со старым другом Пачоли, способным не только разъяснить сложнейшие математические и геометрические задачи, но и порекомендовать книги для