Диалог с Богом. История противостояния и взаимодействия человечества с Творцом - Джордан Питерсон

свято, на вечные времена. И, как ни парадоксально, именно через эту предельную жертву, стойко принятую самим Сыном, вечно совершаются спасение и искупление. Сына исправляет отец, который готов поступать правильно, несмотря ни на что, – даже ценой всего, что он любит. Сын исправляется (и исправляет всех остальных, во многом подавая им пример) своей готовностью подчиниться велению отца, который его любит – и который в силу этой любви готов столкнуться даже с тем, что уничтожит его и увлечет во ад. Итак, Бог действия и приключения – это, помимо прочего, тот, кто требует высшей жертвы, но, как это ни парадоксально, менее всего склонен требовать ее, если она действительно принесена.

Авраам и Сарра стары и богаты. Исаак – их единственный сын, обещанный Богом и родившийся очень поздно, после многих ошибок. Поэтому у них есть все основания любить столь долгожданного наследника бесплодно – и тем самым поглотить его. Они могли бы очень легко оправдать для себя необходимость чрезмерной «заботы» (на самом деле узко эгоистичного желания), которая сделала бы их привилегированного и счастливого сына поистине нарциссическим творением, духовным потомком Каина и Люцифера. Вместо этого Авраам и Сарра с прежней прямотой подчиняют меньшее тому, что превыше. Их жизнь полна и всеохватна, и это дарит им приключение, которое, возможно, оправдывает их страдания – и даже, может быть, искупает великий грех их бытия. Оба они доживают до глубокой старости:

Жизни Сарриной было сто двадцать семь лет: вот лета жизни Сарриной;

и умерла Сарра в Кириаф-Арбе, [который на долине,] что ныне Хеврон, в земле Ханаанской. И пришел Авраам рыдать по Сарре и оплакивать ее.

Быт 23:1–2

Дней жизни Авраамовой, которые он прожил, было сто семьдесят пять лет;

и скончался Авраам, и умер в старости доброй, престарелый и насыщенный [жизнью], и приложился к народу своему.

Быт 25:7–8

Оправдывала ли их жизнь ужасные ограничения смертного бытия? Таково обещание тем, кто остается верным единому животворящему духу, описанному в великом своде библейских драм. Их приключение – это не просто пребывание в Раю инфантильной пресыщенности. И это не бессмысленное повторение одного и того же проклятого труда. Напротив, это очень сложно устроенная обетованная земля – череда путешествий в места, которые становятся все лучше и лучше, и каждое странствие увлекает все сильнее, а все вместе они создают жизнь, полнота и совершенство которой отдаются эхом во многих поколениях и в далеком будущем. Так могли бы жить мы все – и так должны были бы жить мы все – если бы нам хватило смелости. И, возможно, только в таком приключении наша хрупкость и наша смертная ограниченность могли бы найти оправдание.

Моисей I: Бог как грозный дух свободы

Евреи как незваные пришельцы и рабы

Мы встречаем израильтян в книге Исход. Они в Египте, и они достигли процветания, поскольку Иосиф – сын Иакова и Рахили – спас всю страну от голода: «А сыны Израилевы расплодились и размножились, и возросли и усилились чрезвычайно, и наполнилась ими земля та» (Исх 1:7). Однако этой благожелательности больше нет: вместо благодарности за помощь и труд новый фараон – преемник самодержца, благосклонного к Иосифу, – видит в израильтянах угрозу: «Перехитрим же его, чтобы он не размножался; иначе, когда случится война, соединится и он с нашими неприятелями, и вооружится против нас, и выйдет из земли [нашей]» (Исх 1:10). Что мы можем отметить? Во-первых, древние евреи осмеливались добиваться успеха даже как чужаки в чужой стране; во-вторых, противники разжигают ненависть к ним как к потенциальной пятой колонне и оправдывают эту агрессию как упреждающую самозащиту.

Поистине, есть то, что не меняется никогда. Евреи были прообразом успешного меньшинства на протяжении тысячелетий. Почему? Есть мнение, что причиной тому стала культура, основанная на грамотности, обучении и амбициозном дисциплинированном стремлении, соединенная с истинным восхищением такими усилиями; другие полагают, что свою роль сыграло некое подобие полового и культурного отбора внутри группы по признаку высокого интеллекта. Такие идеи неизменно непопулярны. Есть ли альтернативное объяснение? Да – и это обвинение в том, что сравнительный успех обусловлен вероломством или заговором, приведшим к пристрастному фаворитизму и несправедливым манипуляциям. Такие обвинения извечны, о чем свидетельствует, в частности, начало книги Исход. Завистливые египтяне низводят прежних благодетелей – успешное меньшинство – и делают их рабами. Так снова проявляется дух Каина: «И потому Египтяне с жестокостью принуждали сынов Израилевых к работам и делали жизнь их горькою от тяжкой работы над глиною и кирпичами и от всякой работы полевой, от всякой работы, к которой принуждали их с жестокостью» (Исх 1:13–14). Простой гнет не может сломить их дух, и фараон велит еврейским повитухам убить всех мальчиков, которых им поручено принять при рождении.

Сходный мотив повторится гораздо позже, во времена Христа: «Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался, и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов» (Мф 2:16). Ирод был предупрежден, что у иудеев родится царь и будет угрожать его правлению, и сделал так, чтобы предотвратить эту угрозу. Нечто аналогичное изображено в истории короля Артура. Его дядя, король Вортигерн – это злой брат его отца, они словно Каин и Авель. Вортигерн, как и Ирод, был предупрежден, что недавно родившийся ребенок однажды восстанет и свергнет его. Все эти истории основаны на распространенном тропе «едва родившийся герой уже в опасности».

Почему герою-искупителю грозит опасность, и почему тиран представлен как детоубийца? Не в последнюю очередь потому, что все люди, даже те, кто становится триумфатором во взрослом возрасте, сравнительно беспомощны в младенчестве и детстве, поскольку природа и общество, как и должно быть, оказывают на них свое разрушительное воздействие. В доиндустриальную эпоху умирал каждый четвертый младенец и каждый второй ребенок. Кроме того, прямое детоубийство было нередким в самых разных культурах, о чем красноречиво свидетельствуют и цифры. Антрополог Джозеф Бёрдселл подсчитал, что в доисторические времена такой конец ждал каждого шестого ребенка, но жертв могло быть и больше, и где-то убивали до половины родившихся детей. А насколько велик риск сейчас для тех, кто родился бы, если бы не аборт, так обманчиво разрекламированный, когда его впервые разрешили, как «безопасный, законный и редкий»? Это были – и есть – прямые угрозы. Более косвенно и, возможно, даже более всеохватно можно сказать: