Диалог с Богом. История противостояния и взаимодействия человечества с Творцом - Джордан Питерсон

Высшая жертва

Обещание Бога исполняется: Сарра чудесным образом зачинает. Авраам узнает, что новый сын, Исаак, станет отцом его нареченных потомков и что от сына Агари тоже произойдет великий народ. Однако по прошествии нескольких лет начинается самая печально известная история. Бог, некогда сообщивший Аврааму радостную весть, говорит ему нечто невообразимое: он должен взять своего позднего, долгожданного сына, утешение пожилой четы, – того самого сына, которого Бог послал им в награду за постоянную верность, – и принести Богу самую ужасную из всех возможных жертв: «И было, после сих происшествий Бог искушал Авраама и сказал ему: Авраам! Он сказал: вот я. Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе» (Быт 22:1–2).

Как может Бог, притязающий на то, чтобы обозначать высшее, – точнее, на то, чтобы быть превыше всего, – требовать такого явного нечестия? Именно потому, что Он превыше всего, и смысл этого совершенно ясен, как только мы правильно его поймем: все, независимо от ценности, должно стать жертвой Богу. Гораздо позже этот принцип повторяет и расширяет Христос: «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником; и кто не несет креста своего и идет за Мною, не может быть Моим учеником» (Лк 14:26–27), и это: «И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф 19:29).

Знаменитая «Пьета» Микеланджело драматизирует эту идею в визуальной форме – ее вполне можно считать женским эквивалентом распятия. Творцу этого шедевра, высеченного из цельной мраморной глыбы и ныне занимающего почетное место в соборе Святого Петра в Риме, было всего двадцать три года. Мы видим, как Мария, вечная Мать Спасителя, в тихом смирении созерцает изломанное тело своего взрослого сына, снятое с креста. В чем послание этого незабвенного творения? Добрая мать приносит дитя в жертву, чтобы его сокрушил ужасный мир. Роль родителя, приносящего верную жертву – в том, чтобы побудить ребенка следовать своей судьбе, независимо от цены, а цена всегда – страдание и смерть, хотя это можно исправить, по крайней мере потенциально, превратив свою жизнь в приключение. Разве для матери не так же больно отдать ребенка миру, как принести саму себя в жертву судьбе и предназначению, – или, может быть, это еще больнее? Есть ли любовь сильнее той, которая готова принести ребенка в жертву поистине высшему? Конечно, так же все обстоит и для отца. И теперь, поставив вопрос и получив ответ, мы можем увидеть в истории Авраама и Исаака предзнаменование идеи смерти Сына Божьего. Мы все – сыновья и дочери Бога; по крайней мере, так утверждают истории, составляющие свод библейских книг. И если эти истории не о нас (а это серьезный вопрос как для атеистов, так и для верующих), тогда о ком они, или о чем? И разве может готовность пожертвовать даже самым дорогим ради того, что еще лучше, не стать антитезой ожесточающей и развращающей обиды, – если учесть, что нет и не может быть более радикального выражения благодарности?

Здесь уместен трюизм, приписываемый психоаналитику Мелани Кляйн: «Хорошая мать непременно терпит провал». Этот «провал» – полная противоположность отношения всепожирающей матери, чей извращенный «успех», сводящийся к тому, чтобы делать все для своего любимого ребенка, легко становится его смертельно опасным врагом. Хорошая мать готова доверить своего ребенка Богу, отчасти потому, что служение высшему для нее всегда должно быть на первом месте, – ведь низшее никогда не должно стоять на высшей ступени, – и отчасти потому, что именно в следовании за Богом (по определению) ее ребенок может найти искупление. Сам Бог делает то же самое со своим сыном: эта жертва воплощается как Страсти Христовы – жертва и преображение, которые кладут конец господству смерти, разрывают ад и примиряют грешное потомство Адама с их Небесным Отцом. Следует также помнить, что Авраам, пожертвовав сына Богу, получает его обратно. Что это значит? Лучший способ по-настоящему обрести и сохранить любимое дитя, давно обещанное Богом, – предложить его духу, зовущему к жизненным приключениям; это вечный совет мудрым; это Логос, который вечно парит над бесконечно глубокой бездной возможностей.

Призыв отказаться ради Бога даже от семьи следует в Евангелии и за другой историей со схожей моралью – притчей о богаче, имеющем все земные блага, но все еще чувствующем безответную тоску в душе: «И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф 19:29). Вопреки распространенному мнению, это не обличительная речь против богатства. Поэтому те, кто следует заповедям Авраама – начиная с Авеля – обычно благословлены материальным благополучием и изобилием, в соответствии с идеей о том, что подобающее жилище мужчины и женщины – это плодоносный сад. Именно любовь к деньгам, а не сами деньги, препятствует восхождению по лестнице Иакова: «Имейте нрав несребролюбивый, довольствуясь тем, что есть. Ибо Сам сказал: не оставлю тебя и не покину тебя» (Евр 13:5).

Деньги сами по себе – лишь символ обмена и обещания, а при честном использовании – позитивное благо. Возведение желания материального богатства в статус высшего блага (именно это делают израильтяне в истории Исхода, когда решают поклониться золотому тельцу) – это совсем другое дело. Интеллект на своем месте, секс – на своем, а богатство и материальное процветание – на своем. Однако при нарушении порядка – особенно при ошибочном вознесении на высший пьедестал – нечто, способное быть хорошим, может стать ужасным господином, и тогда его потенциал, который при соблюдении иерархии и именования мог бы пойти во благо, сохраняет всю свою силу, но обращается во зло.

Здесь звучит и главное обещание: конечная награда соразмерна жертве. Будь все иначе, никакая исключительная жертва не была бы целесообразной. Если бы каждое мучительное и устремленное к высшему приношение отвергалось – зачем тогда добросовестно трудиться, зачем стремиться вперед? Я своими глазами видел, как такая награда проявлялась в жизни многих, за кем мне посчастливилось наблюдать. Я видел и то, что происходило с людьми, которые говорили правду, рискуя своей репутацией и карьерой.