История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

Получается, что Хулагу фактически сковывал войска Джучидов, постоянно угрожая нанести удар в самое уязвимое место их владений, действуя тем самым в интересах Хубилая. Это несомненно оказало своё влияние на исход политической борьбы в империи. По крайней мере, в самый ответственный момент силы улуса Джучи не смогли сыграть решающей роли в борьбе за место кагана, поддержав Ариг-Бугу. Именно так они сделали десятью годами раньше, в 1251 году, когда способствовали избранию Менгу на место кагана Монгольской империи.

Активные боевые действия между войсками Берке и Хулагу резко изменили политическую обстановку на западе Монгольской империи. Характерно, что это было не просто столкновение военных отрядов, лояльных тому или иному чингизиду, как это было на востоке империи, а уже вполне реальная война между практически полноценными государственными образованиями. Важно отметить, что устойчивость данным образованиям придавали находящиеся под их контролем оседлые территории. У Берке это были Северный Кавказ, Крым, территории Северо-Восточной Руси и Северного Поволжья. У Хулагу — весь Иран, всё Закавказье, восточная часть Малой Азии, часть Сирии и вся Месопотамия. При этом все указанные территории находились вне прямой досягаемости от ударов вражеских войск, что обеспечивало стабильность поступлений доходов от их регулярной эксплуатации. В свою очередь, это обеспечивало возможность поддерживать лояльность войск как основу стабильности государства.

Характерно, что в ходе междоусобных столкновений монгольские войска старались захватить те или иные оседлые территории, стремясь, с одной стороны, ослабить противника, с другой — получить свой собственный стабильный источник доходов. Выше мы уже приводили пример того, что, появившись в Средней Азии, Алгу в 1260 году первым делом отобрал у Джучидов Хорезм. Затем позднее, примерно в 1268 году, чагатаид Барак, потерпев поражение от Кайду и Менгу-Тимура, обратился к своим военачальникам со следующей речью: «При существовании этих людей (Кайду и Менгу-Тимура. — Прим. авт.), которые на нас нападают, царство за нами не удержится. Поэтому самое лучшее сейчас — разорить грабежом эти цветущие края и начнём с Самарканда»[450]. В то время как некий Айбек в 1273 году обратился к Абага-хану и доложил ему: «Чужеземные рати, которые приходят с той стороны реки (Амударьи. — Прим. авт.), усиливаются Бухарой. Благо в том, чтобы те места разрушить»[451]. Обладание оседлыми территориями становилось важнейшим показателем мощи и влияния того или иного монгольского улуса. Соответственно, в случае потери по той или иной причине развитых оседлых территорий, например, в результате разорения соперниками, такой улус в военно-политическом смысле становился заметно слабее.

Вообще в процессе распада единой Монгольской империи в самом невыгодном положении оказался регион Средней Азии. Его местоположение между враждующими силами и сравнительная лёгкость достижения его территории с различных сторон сделали его ареной ожесточённых столкновений. «Как известно, страны Туркестана сначала опустошили Алгу, потом Кабан, Чутай, Борак, Наян, сын Куинджи, которые были царевичами правого крыла»[452]. Борьба за Среднюю Азию привела к масштабным разрушениям.

В то же время именно здесь оказался окончательно решён вопрос об единстве Монгольской империи. В 1269 году в районе Таласа прошёл курултай, на котором встретились представители трёх из четырёх семей чингизидов. В курултае приняли участие потомки Угедея (Кайду), Джучи (Беркечар, представлявший интересы главы улуса Джучи Менгу-Тимура) и Чагатая (Барак). Фактически данная встреча была направлена против представителей четвёртой семьи чингизидов, потомков Тулуя, которые контролировали Китай и Иран. Собравшиеся решили разделить Среднюю Азию, с тем чтобы прекратить разорявшие её войны и совместно выступить против Тулуидов. «Не будем впредь поминать минувшего, поделим справедливо летние и зимние стойбища и поселимся в горах и степях, потому что эта область крайне опустошена и невозделана». Они постановили, чтобы две трети Мавераннахра принадлежали Бораку, а одной третью ведали Кайду и Менгу-Тимур[453]. Далее было решено, что «впредь будут селиться в горах и степях и не будут бродить вокруг городов, не будут выгонять животных на нивы и предъявлять райятам несправедливые требования»[454]. Это одно из характерных свидетельств того, что чингизиды были вынуждены учитывать тяжёлую ситуацию, сложившуюся в результате войн на подвластных им оседлых территориях.

Проблема заключалась в том, что отсутствие регулярных доходов от Средней Азии в связи с разорением её территории заметно снижало возможности монгольских улусов поддерживать соответствующий уровень государственности. Ситуация была особенно нетерпима в сравнении с теми результатами, которых добились потомки Тулуя, чья государственность опиралась на богатейшие ресурсы и правильную систему эксплуатации податного населения, с одной стороны, Китая, с другой — Ирана и Закавказья. И чингизиды из других семей вполне отдавали себе в этом отчёт. Потенциально богатейшие территории Средней Азии не обеспечивали им нужного уровня доходов и общей стабильности их положения.

Разделив между собой территории Средней Азии и урегулировав отношения между своими улусами, указанные чингизиды объективно стремились обеспечить тылы и создать из региона базу для активных действий против Тулуидов. Например, было решено, что на следующий после курултая год «Борак поведёт войско в Иранскую землю и захватит некоторые владения Абага-хана (сын Хулагу-хана), чтобы приумножились пастбища, земли и стада его дружин»[455]. Указание источника о существовании необходимости для Барака удовлетворять потребности его войска для нас очень важно. Но ещё более важно то, что Барак фактически должен был нанести удар по улусу Хулагу с востока в обмен на признание со стороны Кайду и Джучидов (Менгу-Тимур) его прав на большую часть Мавераннахра.

Удар по Ирану напрямую отвечал интересам Джучидов, которые с начала вооружённого противостояния с Хулагу стремились ослабить его силы, противостоящие им на Кавказе. Для этого им необходимо было создать угрозу владениям Хулагу с тыла. Поэтому они поддерживали любые политические соглашения, которые способствовали бы достижению этой цели. Например, одним из способов создать проблемы для Хулагу был союз с Египтом. Так, ещё в 1261 году египетский «султан (Эльмелик-Эззахыр) написал к Берке, сыну Саин-хана, письмо, возбуждая его против Хулаку»[456]. В ответ на это письмо в 1263 году в Египет из улуса Джучи прибыло посольство. Оно привезло сообщение от Берке, в котором он извещал египетского султана: «Я сразился с Хулаку, который от крови и плоти моей, для вознесения превыше всего слова Аллахова, из усердия к исповеданию ислама, ибо он, Хулаку, мятежник»[457]. Несомненно, что со стратегической точки зрения возникновение любой угрозы со стороны Египта или Средней Азии не давало Хулагу, а затем его наследнику Абага-хану сосредоточить все силы против улуса Джучи.