История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

После всех реформ Чингисхана к чингизидам перешли многие функции, за которые прежде отвечало традиционное племя. Обеспечение материальными благами для удовлетворения потребностей относилось к их числу. Например, перед битвой с Бараком Абага-хан «роздал войску много дирхемов и динаров, а эмирам оказал почёт и заверил добрыми обещаниями»[462]. Естественно, что преимущество в обеспечении материальных потребностей войск было у тех, кто контролировал развитые оседлые районы с податным населением. Поэтому так много было примеров того, что войска и отдельные чингизиды стремились попасть на службу в богатый Китай к Хубилаю и его потомкам. Вполне могли обеспечивать лояльность войск и в улусах Джучи и Хулагу.

В то же время материальный фактор не всегда играл решающую роль в обеспечении лояльности. Например, «6 дзульхиддже 661 г. (11 октября 1263 г.) в Египет прибыл большой отряд татар, искавших убежище и пожелавших принять ислам. Это были сторонники Берке, отправившего их на помощь Хулаку, они находились при нём некоторое время: когда же между ним и между Берке произошло столкновение и усилилась вражда, то Берке написал им, чтобы они покинули Хулаку и прибыли к нему, а если не могут направиться к нему, то присоединились бы к войскам Египетских владений»[463]. Судя по всему, это были люди из числа воинов Джучидов Булга, Кули и Тутара, убитых Хулагу, о чём говорилось выше. Они предпочли покинуть лагерь Хулагу, несмотря на то что последний мог наверняка предложить им неплохие материальные условия содержания. Несомненно, что фактор лояльности воинов тому или иному улусу чингизидов также имел большое значение. В некотором смысле монгольский улус пришёл на смену традиционному кочевому племени. Соответственно ориентация на улус и на конкретного лидера была вполне естественной для кочевников. Немаловажно и то, что в этот период все традиции кочевого общества были уже связаны с именем Чингисхана и его потомков. Поэтому легитимность власти в кочевом обществе могла быть только в пределах монгольской традиции.

В результате потрясений, произошедших в Монгольской империи после смерти Менгу-хана, монгольская традиция управления прошла проверку на прочность. Несмотря на то что многочисленные чингизиды многие годы вели друг с другом ожесточённые войны, традиционная племенная система кочевого общества нигде так и не смогла восстановить свои прежние позиции. Глубина и масштаб изменений, произошедших за годы строительства монгольской государственности в жизни кочевников Евразии, оказались слишком значительными. И хотя борьба между чингизидами действительно принимала жёсткий характер, важно, что происходила она в рамках монгольской традиции управления. Не было ни одного случая, когда была бы совершена попытка восстановить какое-либо из прежних традиционных племён.

Между тем раскол Монгольской империи окончательно стал реальностью. Даже отношения между дружественными друг другу государствами Хулагу и Хубилая стали затруднительными в связи с враждебностью дома Угедея, возглавляемого Кайду и территориально располагавшегося как раз между ними. Империя окончательно распалась на несколько частей, в которых начались собственные процессы государственного строительства. Каждое из государств, осколков Монгольской империи, в итоге стало её точной организационной копией, испытывающей в то же время сильное влияние местных традиций государственного устройства.

8. Империя Юань

Одним из первых, кто, судя по всему, осознал явную бесперспективность и отсутствие целесообразности ведения борьбы за контроль над всей прежней территорией Монгольской империи, был наиболее влиятельный из чингизидов Хубилай. Косвенным подтверждением этого является его решение сконцентрироваться на завоевании Южного Китая в то время, когда ещё не было окончательно решено, как будут развиваться события на северных рубежах его китайских владений. Уже «в декабре 1267 г. Хубилай принял предложенный бывшим крупным сунским военачальником, перешедшим на сторону монголов, Лю Чжэнем план подготовки к окончательному завоеванию Сун»[464]. Хотя в это время на севере ещё продолжались бои с враждебно настроенными по отношению к нему чингизидами. Напомним, что в 1269 году на реке Талас прошёл курултай сразу трёх семей чингизидов — Джучи, Чагатая и Угедея, решения которого были направлены против представителей четвёртой семьи — Тулуя. То есть против самого Хубилая и наследников его брата Хулагу, владения которых оказались разделены владениями враждебных им семей.

Однако Хубилай, судя по всему, уже не видел в своих противниках серьёзной угрозы для контролируемых им владений. Опираясь на Китай и его огромные ресурсы, он чувствовал себя достаточно уверенно в борьбе с ними. В то же время очевидно, что он не видел также и перспективы в деле восстановления единства всей Монгольской империи. Прошедший в Таласе курултай просто лишний раз убедил его в этом. Таким образом, в противостоянии чингизидов в конце шестидесятых годов XIII века сложилась патовая ситуация. Неудача похода чагатаида Барака на Иран в 1270 году только подтвердила это. Достигнутое равновесие сил не давало кому-либо из противоборствующих сторон возможности добиться решающего преимущества.

В этой ситуации в 1271 году Хубилай провозглашает новую династию и новую империю. Причём название для империи — Юань — было подобрано вполне по китайской традиции. В том же году начался период «триумфального шествия армии Баяна вдоль Янцзы по провинциям Хубэй-Аньхуй и сплошных предательств сунских военачальников»[465]. Характерно, что, несмотря на враждебные отношения со своими родственниками из семей Джучи, Чагатая и Угедея, в это время Хубилай всё же имел возможность поддерживать связи со своим племянником ханом Абагой в Иране. В частности, «в 1271 году Хубилай-хан потребовал от своего союзника — монгольского правителя Ирана Абаги — мастеров-артиллеристов, умевших изготовлять сверхмощные осадные орудия. Исмаил и Ала ад-дин соорудили большое орудие и испытали его перед императорским дворцом»[466]. Перевод военных специалистов из Ирана в Китай мог иметь место в случае, если бы враждующие чингизиды ранее достигли пусть временного, но компромисса. В его основе могло быть признание существовавшего на этот момент статус-кво. Это, в свою очередь, создало формальные условия для начала процессов государственного строительства самостоятельных монгольских улусов.

Созданное Хубилаем государство вполне восприняло китайские принципы организации государственного управления. И хотя это было всё ещё монгольское государство, но для жителей Китая оно уже выглядело как часть китайской государственной традиции. Характерно, что окончательное завоевание Хубилаем империи Сун и её присоединение к империи Юань было осуществлено по стандартной китайской бюрократической процедуре. «21 февраля 1276 г. сунский государь передал акт о капитуляции монгольскому командующему, и тот отрядил своих подчинённых в столицу, чтобы те подсчитали количество населения, денег и зерна, проверили склады и казначейства, собрали чиновничьи печати, карты и реестры населения»[467]. Заметим, что капитуляция Сун выглядит уже не как завоевание китайской территории «варварами». Судя по всему, оно представляло собой