Конфликт, война и революция: Проблема политики в концепциях международных отношений - Пол Келли

космополитизма, который упрекает либеральную теорию в том, что она недостаточно радикальна в своем индивидуализме [Pogge, 2007; Singer, 2004]. Ведущие либеральные теоретики, такие как Джон Ролз и Майкл Уолцер, пытались сдержать это всеобщее воодушевление, чем разочаровали своих последователей. Однако Ролз и Уолцер обещают нам более скромный, но тем не менее все равно либеральный «конец истории», включающий в себя тот или иной вариант глобального мирного сообщества наций.

Однако за границами теории мировой порядок после 1989 г. оказался сложнее. Паттерны развития остаются столь же неопределенными, что и ранее, тем более что в 2016–2020-х годах США при Трампе отклонились от своей роли навязчивого, но в целом великодушного либерального Левиафана, обеспечивающего международный порядок в обмен на достижение собственных интересов [Ikenberry, 2012; Nye, 2015]. Даже после ухода Трампа США остались менее предсказуемым, чем раньше, и потенциально более опасным международным актором. Кажется, что из-за подъема Китая однополярная международная система навсегда осталась в прошлом, но, учитывая возможность создания множества полюсов, многополярная система не представляется ни слишком привлекательной, ни свободной от проблем. Значение национальных государств, продемонстрированное ответом на глобальный финансовый кризис 2008–2009 гг. и COVID-19 в 2020–2022 гг., указывает на то, что система государств не будет заменена каким-то новым порядком. Но в то же время она не дополняется и новым утверждением логики государственного суверенитета, несмотря на попытки Великобритании «вернуть себе контроль», выйдя из Евросоюза.

Важнейшей задачей для многих теоретиков международной политики стало преодоление самой концепции системы государств и сосредоточение на международном обществе как системе, построенной на объединенном суверенитете многих государств. Но также им важно преодолеть в своих идеях границы либеральных представлений об индивидуальных правах, внутренней и международной легальности, свободной и открытой торговле. Значимость этих тем заново пробудила интерес к мыслителям, оспаривающим основные категории современного политического мышления и теории международных отношений. Более остальных такой критической и в то же время спорной позицией известен немецкий юрист и политический мыслитель Карл Шмитт (1888–1985). Его интеллектуальная и политическая биография вместе с его практическими оценками делают его мыслителем, с которым сложно иметь дело, не говоря уже о том, чтобы чему-то у него учиться. Однако его труд сегодня снова привлек к себе немалый интерес, что объясняется его радикальной критикой фундаментальных категорий либерализма и современного международного порядка. Он доказывает, что эти концептуальные формы не только не подходят для мира, с которым мы имеем дело, но и, что еще важнее, являются источником конфликта, беспорядка и насилия, а не решением для хаотического мира. Резкость аргументации Шмитта указывает на то, что она не сводится к обычному утверждению о том, что либеральные понятия связаны с колониализмом, патриархатом и другими факторами угнетения. С точки зрения Шмитта, либерализм не только несостоятелен в теоретическом смысле, но еще и опасен, либерализм – это враг. Однако, отвергая внутренний и глобальный либерализм вместе с подкрепляющими его политическими и интеллектуальными структурами, такими как современная политическая экономия, он пытается сохранить некоторые важные политические идеи, в частности суверенитет, освободив их от ложных представлений, таких как национальное государство, национальная экономика и народ. Эта аргументация и примечательная концепция политики и международных отношений, представленная Шмиттом, составляют предмет данной главы.

Шмитт: Жизнь и творчество

Карл Шмитт родился в 1888 г. в Плеттенберге в Вестфалии, в католической семье, жившей в регионе недавно объединенной Германской империи, или рейха, который был преимущественно протестантским. В структуре империи все еще ощущалось наследие религиозно разрозненных княжеств, составлявших Германию в поствестфальский период, из которых и возник Второй рейх с Пруссией во главе. Религия семьи Шмитта оставила на нем отпечаток аутсайдера, который во многом определил его будущую интеллектуальную карьеру. Юность Шмитта пришлась на последние годы империи Вильгельма II, Шмитт окончил юридический факультет тогдашнего Немецкого университета Страсбурга в 1915 г. В 1915–1918 гг. он работал в окружном штабе в Мюнхене, где занимался вопросами применения военного законодательства. В последний период войны Германия на самом деле управлялась авторитарным военным правительством Гинденбурга и Людендорфа. После провала наступления на Западном фронте и заключенного в ноябре 1918 г. перемирия Германия вступила в период политического хаоса и насилия, когда Веймарская республика и ее демократически избираемые партии пытались выжить, заполнив пустоту, оставшуюся после роспуска имперского военного режима.

Новая республика боролась за легитимность не только с реальной угрозой коммунистической революции, но также с консерваторами, в том числе католическими, относившимися к либерально-демократическому правительству с глубоким подозрением. Такими сильнейшими противниками Веймарской республики были остатки армии и нерегулярные антикоммунистические добровольческие образования (Freikorps), из которых в следующие десятилетия вырастет нацистская партия. В этом контексте Шмитт и начал свою публичную карьеру, став ведущим академическим специалистом по государственному праву. Критику конституционного либерализма он развил в таких работах, как «Политический романтизм» (1919), «Политическая теология» (1922) и «Духовно-историческое состояние современного парламентаризма» (1923). Этими риторически насыщенными, резкими и провокационными текстами Шмитт заработал себе репутацию главного теоретика Веймарской конституции. Особенно для его работ было характерно глубоко скептичное и враждебное отношение к либеральному конституционализму, а также утверждение главенства политики для государственного права и конституции, противоречащее нормативизму таких представителей правового позитивизма, как Ганс Кельзен. Главное возражение Шмитта на либеральный конституционализм не сводилось к техническому юридическому вопросу, но покоилось на неспособности конституционализма учесть свою собственную политику, а потому он, по мнению Шмитта, подрывает свою способность защищать себя от угроз и вызовов. Это была весьма существенная слабость в контексте глубоко разобщенного Веймарского государства, вынужденного подчиниться экзекуционным и нарушающим равновесие положениям Версальского мирного договора, повлекшего для Германии значительное число экономических и политических следствий [Кейнс, 2007]. В конечном счете эти угрозы и вызовы проявились в подъеме нацистской партии (НСДАП), захватившей при содействии консерваторов власть в 1933 г.

В 1920-е годы Шмитт был ведущей фигурой политических дискуссий позднего Веймара, становясь при этом все более важным политическим теоретиком, опубликовавшим в 1932 г. свою ключевую работу «Понятие политического». Хотя в то время он сам нацистом не был, он был связан с правым консервативным правительством Франца фон Папена, приведшим Гитлера к власти. Принятие в 1933 г. Закона о чрезвычайных полномочиях, покончившего, по сути дела, с Веймарской конституцией и передавшего диктаторскую власть Гитлеру и нацистам, стало поворотным пунктом в жизни и карьере Шмитта. Он присоединился к НСДАП в мае 1933 г., когда она уже захватила власть, и вскоре был вознагражден званием прусского государственного советника, а также престижным местом профессора в Берлинском университете. Это была высшая точка публичной юридической и политической карьеры Шмитта, и именно тогда его стали называть «коронным юристом» рейха.

Связь Шмитта с нацизмом представляет собой довольно сложный вопрос. Он, конечно, был членом партии и прямо участвовал в утверждении власти нацистов над обществом, в том числе в сжигании правоведческих работ, написанных учеными-евреями, а также в преследовании и изоляции академических работников из числа евреев. Как и философ Мартин Хайдеггер, сделавший ставку на нацистов в 1933 г. и ставший тогда ректором Фрейбургского университета, Шмитт навсегда связал себя с нацистами, что определило его репутацию. Однако связь Шмитта была в большей степени политической, чем у Хайдеггера. Вопрос о том, был ли он настоящим нацистом, то есть подписывался ли он в полной мере под нацистской идеологией, не столь ясен. Собственно, в 1936 г. он вызвал некоторые подозрения у СС, обвинивших его в том, что он на самом деле является оппортунистическим католическим мыслителем, который неискренен в своем антисемитизме. Шмитт мог не опасаться последствий такого подозрения, однако на время войны с головой ушел в академические работы. В частности, он начал свои работы о международной политике, которые станут основой для его карьеры в поздненацистский и послевоенный период.

После поражения нацистов Шмитт был арестован и интернирован, но в 1947 г. отпущен без предъявления обвинений. В его собственных рассуждениях об этом периоде, книге «Ex Captivitate Salus» (1947), он изображает себя в качестве жертвы победителей и их правосудия. Шмитт отказался от денацификации, а потому не мог вернуться к академическому преподаванию. Однако на протяжении нескольких оставшихся в его долгой жизни десятилетий он продолжал оказывать значительное влияние на молодых немецких исследователей истории и политики, а также на многих мыслителей, занимавшихся