Конфликт, война и революция: Проблема политики в концепциях международных отношений - Пол Келли

представляет государство, первоначально является идеологическими изобретениями либералов или марксистов (с их концепцией классового конфликта), основная политическая цель состоит в создании единства вокруг конкретной версии различия друга и врага, достигаемого приверженностью этому различию как факту неустранимого вызова самому существованию политического сообщества. В этом отношении идентификация внешнего врага выступает способом объединить сообщество как сообщество политическое. Под этим Шмитт не имеет в виду того, что вражда с французами определяет само положение британца или немца. Но он предполагает, что именно наличие смертельно опасного внешнего противника – вот что превращает сообщество в сообщество политическое. И поддерживается сообщество в качестве самого себя именно тогда, когда оно достигло государственности.

По этой причине Шмитт (как и Гоббс) симпатизирует авторитарному единому правлению. Поэтому он столь критично относится к плюрализму как угрозе государству или его отрицанию. В своей критике английских плюралистов Дж. Г. Коула и Гарольда Ласки Шмитт доказывает, что плюралистические теории на самом деле не предполагают теории государства, поскольку сводят политическое сообщество к множеству пересекающихся друг с другом сообществ с конфликтующими претензиями на власть. Соответственно, ими отрицается сама идея единого политического авторитета. Коул и Ласки считали, что основная политическая угроза исходит из современного авторитарного государства, а не от внешнего врага. Но в результате они подорвали возможность упорядоченного арбитража притязаний разных сообществ, что ведет к хаосу и беспорядку. В худшем случае такой хаос может привести к гражданской войне, понятие которой не нравится Шмитту, поскольку война должна быть продолжением политики, а потому предполагает государство, в том числе только-только образовавшееся государство, отличающее себя политическим критерием дружбы и вражды. Тогда как гражданская война – это «самоистребление» государства [Шмитт, 2016, с. 306]. Проблема плюрализма не просто в теоретической противоречивости, но и в политическом риске, поскольку плюралистское государство оказывается под постоянной внешней угрозой, ведь оно не обладает связностью, необходимой для самообороны и самоутверждения.

Требование единого решения и единства сообщества, составляющее ядро политической теории государства, очевидным образом проявляется в политическом решении, которым определяются внутренние враги для той дружбы, что связывает государство в политическое сообщество. Эта фундаментальная власть решения заслоняется плюралистическими и либеральными теориями, усматривающими угрозу в самом государстве. Тогда как Шмитт приходит к выводу, что фундаментальный политический критерий друга и врага должен поддерживать конституцию, отвечая на фундаментальный вопрос о том, когда возникает исключение из конституционного правления и что считать чрезвычайным положением. Критерий политического объясняет приоритет суверенного решения, а также наделяет его содержанием в конкретном политическом сообществе. Такое отношение определяет природу, границы и состав политического сообщества, того, кого следует защищать применением силы и кто является врагом, к которому применяют силу или кому объявляют войну.

«Понятие политического» Шмитта – это критика политического плюрализма как концепции государства и внутренней политики (поскольку он утверждает, что в плюралистских теориях на самом деле нет теории государства). Но хотя он выступает против плюрализма в политическом сообществе или государстве, он защищает плюрализм на уровне международных отношений. И это отличает его позицию от либерализма, который отстаивает плюрализм в государстве, но отдает предпочтение универсализму на международном или глобальном уровне. Чтобы были политические друзья, не должно быть постоянных врагов внутри государства, а потому должно быть единство. Но чтобы такое единство существовало, должны быть внешние враги, а потому хотя бы одно другое политическое сообщество. Плюрализм на международном уровне – это следствие понятия политического. Логика государственной системы – это мир конкретных государств или международный плюрализм. Необходимость международной вражды не была понята пацифистами после Первой мировой войны, что привело к попыткам Лиги Наций искоренить войну между народами, построив международный гуманитарный порядок. Но исключение войны между разными государствами привело бы не к миру во всем мире, но к специфической разновидности войны:

Человечество как таковое не может вести никакой войны, ибо у него нет никакого врага, по меньшей мере, на этой планете. Понятие человечества исключает понятие врага, ибо и враг не перестает быть человеком, и тут нет никакого специфического различения. То, что войны ведутся во имя человечества, не опровергает эту простую истину, но имеет лишь особенно интенсивный политический смысл. Если государство во имя человечества борется со своим политическим врагом, то это не война человечества, но война, для которой определенное государство пытается, противостоя военному противнику, оккупировать универсальное понятие, чтобы отождествить себя (в ущерб противнику) именно с универсальным, подобно тому, как можно злоупотребить «миром», «справедливостью», «прогрессом», «цивилизацией», чтобы истребовать их для себя и отказать в них врагу [Шмитт, 2016, с. 332].

У этого аргумента две стороны. На практике война за человечество велась бы не между универсальной категорией человечества и ее врагом, а была бы лишь замаскированной формой обычной войны, в которой одно политическое сообщество использует категорию человечества для демонизации своего врага. Глобальные или гуманитарные войны – просто прикрытие для имперских амбиций некоторых сильных государств. Шмитт отмечает, что имперская экспансия обосновывалась защитой гуманитарных, универсальных или цивилизационных ценностей еще со времен римлян. Однако применение универсальной категории человечества меняет характер войны, демонизируя врага, который теперь по определению не может быть «человеком» и потому не заслуживает уважения своих сородичей-противников. Такая дегуманизация врага создает возможность войн на уничтожение, характерных для имперской экспансии в Северной и Южной Америке, а потом и в Африке, как и для европейских религиозных войн.

Хотя книга Шмитта в основном сосредоточена на необходимости подкрепления сильной и решающей концепции государства и на ее защите от тех внутренних слабостей, которые стали проклятием Веймарской конституции, она завершается пессимистической оценкой международной политики и развития нового империализма, формирующегося под видом либерально-экономической глобализации. Сюжеты, определяющие этот пессимизм Шмитта, станут основой для его последних крупных работ, написанных после того, как в 1936 г. сами нацисты взяли его на карандаш, и после того, как Германия была окончательно разгромлена силами Союзников, в основном США и СССР. Именно они пришли на смену великим европейским державам, начав определять новый мировой порядок, или, как говорил Шмитт, новый номос Земли.

Номос земли и международное право

«Hoмoc Земли в праве народов Jus publicum Europaeum» был написан в 1942–1945 гг. («номос» – древнегреческое слово, означающее корпус законов или соглашение, управляющее действиями людей). Шмитт опирается на свои материалы по понятию Großraum (буквально «большое пространство»), написанные в конце 1930-х годов, и на дискриминирующее понятие войны. Его книга была опубликована в 1950 г., в разгар холодной войны. Она стала продолжением «Понятия политического», то есть в ней Шмитт не отказывается от различия друга и врага как критерия политики. Однако в ней его идеи развиваются как ответ вызову универсализма (в форме международного права) и новой идеологической конфронтации капиталистического и коммунистического миров. Эта полярная противоположность создает угрозу стабильности, обеспечиваемой враждой, сосредоточенной на противнике, а не ненавидимом неприятеле. Шмитт несколько меняет свой стиль и методологию, отвечая на абстрактный универсализм, который начал формировать новый мировой порядок, – теперь он делает акцент на представлении о «конкретном порядке» как месте теоретизации международного права. Это заставляет его подчеркивать территориальность и ситуативность в понимании идеи конкретного порядка, которая одна только позволяет осмыслить понятие закона. Шмитт остается юристом, и, хотя он критикует направление развития современного международного права, он не превращается ни в скептика, ни в позитивиста, утверждающего, что не бывает закона без законодателя. В то же время международное право в силу самой своей специфики может действовать только в области международной политики, которая должна обладать определенными границами, отделяющими тех, кто внутри ее, от тех, кто вне. Книга Шмитта является попыткой привязать идею международного права к конкретному порядку и проанализировать вызовы, возникающие из его трансформации, каковая, по мнению Шмитта, опознается в закате европейской системы государств, называемой им Jus publicum Europaeum.

Территориальность, завоевание и закон

«Номос Земли» представляет довольно специфическую форму истории идеи международного или глобального права и возникшей из него концепции порядка. Это именно «форма» истории, поскольку Шмитт предлагает такую интерпретацию формирования понятия, которая охватывает самые разные источники и предметные области, что