Конфликт, война и революция: Проблема политики в концепциях международных отношений - Пол Келли

для традиционной истории правовых или политических понятий было бы слишком сложной задачей. Намерение Шмитта состоит в том, чтобы проблематизировать точку зрения, видящую в законе лишь авторитетные нормы суверенного законодателя или же (как в естественном праве) следствия моральной или этической концепции человеческой природы. Шмитт делает следующее громкое заявление:

Итак, земля трояким образом связана с правом. Она хранит его в себе как награду за труд; она обнаруживает его на своей поверхности как четкую границу; и она несет его на себе как публичный знак порядка [Шмитт, 2008, с. 9].

Его история начинается с несколько спорной трактовки греческого термина nomos. Обычно он понимался как закон или соглашение, то есть выступал противоположностью идее physis, или природы. С точки зрения Шмитта, эту идею номоса можно связать, однако, с «захватом», или присвоением, земли, чем подтверждается его тезис о том, что земля содержит закон в себе самой: «Захват земли… следует считать самым первым правовым основанием» [Шмитт, 2008, с. 14]. У этого акта основания есть внутренний и внешний аспект: во-первых, он создает притязания на собственность с сопутствующими идеями о распределении, определяющими, на что именно может претендовать соответствующий акт и на каких основаниях он может оспаривать другие притязания в определенном сообществе. Это притязание первоначально является общинным, даже если последующее распределение индивидуализировано. Индивидуальные притязания всегда вытекают из данного первоначального общинного притязания.

Такой взгляд представляет собой интересное переиначивание представления Локка о колониальном приобретении. С точки зрения Шмитта, английский колонист мог «захватить» землю в Северной Америке только потому, что английская власть определила это место захвата как terra nullius, то есть ничейную землю. Во внешнем отношении акт присвоения, совершаемый сообществом, выдвигает притязание на то, что доступно для присвоения, против тех, кто выдвигает конкурентные притязания. Присвоение, или захват, земли привносит с собой представления о том, какая земля может приобретаться, иметься в собственности и межеваться. Поэтому история международного права – это в конечном счете история присвоения земель, в которой и скрыт фундаментальный источник права и в которой существенную, далеко не случайную роль играют концепции территориальности и географии. Поэтому порядок или номос всегда территориально ограничены, а международное право возникает из проблем определения границ и перекрывающихся притязаний разных юрисдикций, захватывающих земли. Также оно предполагает тех, кто находится вне этих порядков, то есть внутри области, доступной для захвата, или же тех, кто ограничивает такой захват. Именно начало Нового времени, когда была открыта Америка и было практически доказано то, что мир является земным шаром, увеличило значение территориально ограниченного мира.

Проблема земного шара как потенциальной угрозы порядку возникла по нескольким причинам. Во-первых, Шмитт привлекает внимание к идее rayas, то есть разделительных линий между Португалией и Испанией, узаконенных папой Александром VI и обозначивших сферы колониальной экспансии двух этих стран. Это примеры нового права, или порядка в глобальном контексте. Подобным образом и англо-американская концепция amity lines («линий дружбы») стала примером территориально ограниченной природы межгосударственной юрисдикции. Идея в том, что условия договоров между такими державами выполняются внутри Европы, но не обязательно за ее пределами, а потому конфликт этих европейских держав «в Индиях» не обязательно означает нарушения договора между ними.

Во-вторых, Шмитт рассматривает проблему, порожденную морем как естественной границей территориального порядка и как областью, в которой возможны неограниченные притязания на права и сферы влияния. Противопоставление суши и моря столь же старо, как противопоставление Афин и Спарты, однако для Шмитта оно остается острым вопросом, поскольку связано с развитием универсалистских или глобалистских претензий морских меркантилистских держав.

В-третьих, Шмитт привлекает внимание к развитию понятия человечества как юридического понятия в теории «справедливой войны» мыслителя эпохи Возрождения Франсиско де Виториа. В это понятие были включены и туземцы, чей статус нельзя было вывести из их юридической или теологической позиции в рамках порядка европейских колониальных государств. Начиная с Виториа этическое значение стало выводиться из принадлежности к сотворенному порядку, которая предшествует принадлежности к христианству, даруемой обрядом крещения. Эти идеи захвата, справедливой войны и безграничной обязанности, возникшие из морского права, определили развитие международного права среди европейских держав и повлияли на работы политических теоретиков раннего Нового времени. Они создали понимание международного порядка, воплотившееся в Jus publicum Europaeum.

Кризис Jus publicum Europaeum

Основной аргумент работы «Номос Земли» состоит в трактовке Jus publicum Europaeum как идеи международного публичного права европейских государств в рамках Вестфальской системы. Основные его черты известны по работам мыслителей прошлого: Шмитт представляет тщательную, хотя не всегда бесспорную интерпретацию идей Гроция, Пуфендорфа, Локка и Руссо, выступающих теоретиками, сформулировавшими основные положения европейского порядка, просуществовавшего с середины XVII по конец XIX в. Этот порядок возник в результате Тридцатилетней войны и выдержал натиск Французских революционных войн начала XIX в. Основой для этого мира было равное признание притязаний на суверенитет в среде крупных европейских держав и превращение войны в политический инструмент, применяемый ими для урегулирования споров между суверенами. Именно в данном контексте возникают некоторые составляющие критерия политического: «определение четких правил войны» или же определение войны как законной силы государств, применяемой в рамках признанных всеми правил, и понимание врага как противника, а не предмета ненависти. В этом пункте Шмитт придерживается Клаузевица, который говорил о регулировании и профессионализации войны как продолжения политики. И опять же, противопоставление территориально смежных сухопутных держав и Великобритании как морской державы играет важную роль в повествовании Шмитта. Военное право и международное регулирование на его основе более всего подходят для сухопутных держав и их конфликтов, поскольку они предполагают пространственное ограничение и территориальность, тогда как морская держава и господство на море не признают той же идеи территориальной исключительности и вытекающего из нее ограничения юрисдикции.

Основной тезис Шмитта состоит в том, что международное право сложилось в качестве публичного права европейской государственной системы и великих держав, ее поддерживавших. То есть именно из этой способности – способности гаранта территориальности и арбитра изменения границ после войны – и возникло само представление о великих державах, «ибо они больше заинтересованы в общем пространственном порядке» [Шмитт, 2008, с. 248]. Статус великой державы определяется не только ее силой, но также целью, ради которой сила применяется в поддержании общего территориального порядка, из которого эта держава возникает.

Содержание Jus publicum Europaeum связано с вопросами войны, территориальных изменений и приобретений, преемственности режимов и престолонаследия. Хотя первичным контекстом этого права является суша Европейского континента, номос Jus publicum Europaeum был расширен за географические пределы Европы – до пространства европейских колоний. Они понимались в качестве продолжений европейской территориальности и подчинялись тем же нормам, что применялись в рамках этого конкретного европейского семейства наций, то есть связанных друг с другом, но при этом конкурирующих великих держав.

Проблема для Jus publicum Europaeum возникает, когда этот закон отделяется от своего территориального контекста и абстрагируется в виде международного права, которое более не связано с пониманием европейской цивилизации или культуры. Основное положение «Номоса Земли» состоит в том, что международное право – это всегда закон некоторого географически ограниченного и территориально связанного порядка; а потому не может быть совершенно абстрактного международного права. Любой новый «номос Земли» должен быть номосом некоего нового порядка, который Шмитт усматривает в смещении «Европы» Соединенными Штатами:

Первая длинная тень пала на Jus publicum Europaeum с Запада. С ростом мощи Соединенных Штатов стали очевидны и присущие им колебания, суть которых состояла в том, что Соединенные Штаты не могли сделать решительный выбор между строгой изоляцией, осуществляемой при помощи отделяющей их от Европы линии, и охватывающей всю Землю универсалистско-гуманистической интервенцией [Шмитт, 2008, с. 308].

Указанное отделение начинается с подъема и утверждения мощи Соединенных Штатов, обоснованных доктриной Монро и нашедших выражение в признании США флага Общества Конго в 1884 г., а следовательно, нового государства на территории Африки. Доктрина Монро определяла сферу влияния – Западное полушарие, – в рамках которой США приняли решение более не допускать военного вмешательства европейских держав и колониальных завоеваний. На одном уровне этот акт представлял собой изоляцию