Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления - Джеймс С. Скотт

состоятельных слоев крестьянства присутствует в распределении кредитных средств. На крупных земледельцев, обрабатывающих участки площадью более 5,7 акра, приходится менее 23 % крестьян, однако доля этой группы среди получателей кредитов превышает 60 %, а в массе фактически предоставленных кредитов она, разумеется, гораздо выше. Мелкие земледельцы, на которых приходится почти половина населения региона Муда, составляют всего 6 % от общего количества получателей субсидированных кредитов. Тем, кто больше всего нуждается в кредитах на легких условиях, отказано в доступе к этим средствам, тогда как те, кому по силам брать займы в банках или оплачивать производственные ресурсы за счёт собственных сбережений, обеспечены средствами с избытком. Кроме того, растущий уровень просрочек в погашении кредитов свидетельствует о том, что многие крупные земледельцы сумели превратить их в прямые субсидии[203]. Накопленные безнадёжные долги не влекут за собой никаких санкций, поскольку заёмщики, преимущественно относящиеся к рядам местных ставленников правящей партии, практически неприкосновенны. В этом отношении правящая партия ОМНО и правительство штата Кедах являются заложниками интересов относительно процветающей прослойки земледельцев, которая появилась и укрепилась благодаря «зелёной революции».

По мере нарастания экономической дистанции между богатыми и бедными увеличивался и доступ привилегированной группы к механизмам влияния и кредитным средствам. Если рисоводам вообще удаётся добиться, чтобы их интересы были услышаны, то они всё чаще совпадают с интересами крупных фермеров. По отдельным вопросам, таким как субсидированные цены на рис или субсидии на удобрения, здесь может быть мало разногласий, поскольку интересы богатых и бедных в основном совпадут. Однако по многим другим вопросам – механизация, политика оплаты труда в сельском хозяйстве, соответствие критериям предоставления кредита, арендная плата за землю и земельные реформы – интересы богатых и бедных резко противоречат друг другу. Напоминающий мёртвую хватку контроль крупных производителей риса над ассоциациями земледельцев предполагает, что жизненно важные интересы бедных слоев населения региона систематически исключаются даже из политической повестки, а те, кто уже получил наибольшие выгоды от «зелёной революции», будут гнуть свою линию и впредь[204].

Все эти факты, относящиеся к сельскохозяйственному «прогрессу», более чем знакомы из исследований «зелёной революции» в других азиатских странах. Кейт Гриффин приходит к следующему выводу:

«Основной причиной этого [доминирования крупных земледельцев] был перекос в публичной политике, при реализации которой дефицитные ресурсы систематически перенаправлялись в пользу более крупных и более преуспевающих крестьянских хозяйств. Несмотря на то, что такая политика усугубляла неравенство в сельской местности, с точки зрения властей она обладала преимуществом, поскольку стимулировала коммерческое сельское хозяйство и тем самым увеличивала объем излишков для реализации на рынке. Учитывая потребности урбанизированных территорий в дешёвых и обильных товарах первой необходимости… лучшее, что могло произойти, уже произошло: в ходе „зелёной революции“ в сельских территориях усилились местные естественные союзники городских правящих групп, что позволило этим группам сохранить существующее положение вещей, по сути, в основном неизменным»[205].

В регионе реки Муда экономические, политические и институциональные факты тоже сочетаются таким образом, что крайне маловероятно, что по отношению к преобладающему сегодня огромному неравенству будут предприниматься какие-либо действия, не говоря уже о его смягчении.

Глава 4

Седака, 1967–1979 годы

Деревня

Передний план рассматриваемого нами ландшафта формируют «факты» сельского масштаба в том виде, как они проявились за последнее десятилетие. Резкость фокуса здесь оказывается ещё выше, поскольку перед нами именно «факты», которые были непосредственно пережиты селянами – например, изменения в таких сферах, как: формы земельной аренды, механизация, заработная плата, землепользование, кредитование, благотворительность. Эти факты не являются простым воспроизведением среднего уровня нашего исследования в контексте отдельно взятой деревни. Эта деревня, как и любая другая конкретная деревня, в определенной степени уникальна. Иными словами, в Седаке состоялась собственная, особая, «зеленая революция», соответствующая её особой истории, её особому составу действующих лиц. Жители Седаки способствовали выработке именно этого особого локального варианта «зелёной революции» – и именно на него направлена их реакция.

Деревня Седака относится к административному округу Ян, который охватывает южную границу территории Программы ирригации долины реки Муда[206] (см. Карту 2 в предыдущей главе). В самом небольшом городке Ян, расположенном примерно в восьми милях к югу, находится комплекс окружных учреждений, включающий местное земельное управление, полицейский участок и близлежащую больницу. Именно в этот город жителям деревни приходится ездить для оформления и нотариального заверения сделок по долгосрочной аренде земли, а также в случае необходимости заложить золотые украшения в лицензированный ломбард. Если в Яне сосредоточены главные административные функции жизни Седаки, то ещё один близлежащий город, Кепала-Батас, можно назвать основным центром коммерческой жизни. Жители деревни покупают основную часть продуктов питания и различных припасов в его магазинах и на местном рынке, работающем два раза в неделю – по средам и воскресеньям. Кроме того, Кепала-Батас является центром предоставления займов и сбыта риса – этим занимаются как китайские лавочники, которые выдают кредиты и покупают рис-сырец, так и местные ассоциация земледельцев и отделение Администрации по сбыту риса, имеющей на окраине города, неподалеку от деревни, большой комплекс для сушки риса. В Кепала-Батасе также расположена канцелярия главы (пенхулу) подокруга (Муким Сунгай Даун), где рассматриваются мелкие административные вопросы наподобие регистрации или продажи буйволов, и находится родильный дом с государственным младшим медперсоналом, который работает раз в неделю.

Семьдесят четыре домохозяйства Седаки вытянуты вдоль грунтовой колеи протяженностью почти в милю (см. карту 3). Эта колея начинается от дороги с твердым покрытием, соединяющей Ян и Кепала-Батас, и резко обрывается на рисовых полях, отделяющих Седаку от Сунгаи-Бужура – соседнего поселения с восточной стороны. Подобно большинству деревень долины реки Муда, основанных в XX веке, схема расселения в Седаке следует за линейным расположением водоотводных каналов, которые изначально обеспечили возможность для выращивания риса на этих землях. Эта ленточная структура расселения часто противопоставляется схеме нуклеарных, или кластерных деревень, предположительно обеспечивающей более высокую социальную и ритуальную сплочённость[207]. Спору нет: сами жители Седаки не вполне уверены в том, где заканчивается их село и где начинается Сунгаи-Тонкан, деревня, расположенная вдоль главной дороги. Однако в дальнейшем мы ещё увидим, что, несмотря на все эти географические причуды, Седака представляет собой нечто большее, чем просто ряд домов, расположенных в непосредственной близости друг от друга. Пусть даже её границы плохо определены, все проживающие здесь семьи, за исключением лишь нескольких, тем не менее однозначно являются седакцами. Деревня делится на несколько районов, но её ритуальному объединению служат молитвенный дом (сурау) – центр религиозной жизни – и большие пиры, на которые обычно приглашаются все жители. В административном