Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления - Джеймс С. Скотт

более выраженным, если рассматривать годовой доход на одного человека внутри каждого домохозяйства: в данном случае 22 самые богатые семьи получают почти в четыре раза больше (1 867 ринггитов), чем бедные домохозяйства (475 ринггитов).

Как и следовало ожидать, неравенство в доходах отражается в неравенстве гарантированного контроля над ключевым фактором производства – землей. 22 самым бедным семьям в Седаке в совокупности принадлежит всего 22,5 релонга земли – в среднем это даже меньше, чем один релонг (0,71 акра [0,29 гектара]) на семью. Если предположить, что домохозяйство занимается только рисоводством, то для получения доходов, соответствующих черте бедности, требуется не менее четырех релонгов. Учитывая это соотношение, можно утверждать, что беднейшие семьи Седаки не владеют и четвертью земли, необходимой для обеспечения их основных потребностей. Напротив, 22 самых богатых домохозяйства владеют в общей сложности более чем 142 релонгами, то есть на каждое из них в среднем приходится почти 6,5 релонга. Диспропорция в размерах хозяйств (включая арендуемую землю) на двух полюсах сельской социальной иерархии в действительности несколько меньше – но лишь потому, что многие более состоятельные семьи владеют достаточными участками земли, чтобы им не требовалось арендовать дополнительные площади под выращивание риса. Тем не менее самые бедные 22 семьи могут арендовать столько земли, что средний размер их хозяйств будет составлять лишь менее двух релонгов (точнее, 1,89 релонга), тогда как у самых богатых семей средний размер хозяйства составляет 7,25 релонга. Иными словами, на практике относительно состоятельным домохозяйствам удается дополнительно арендовать почти столько же рисовых земель, сколько и бедным семьям, хотя первые нуждаются в них гораздо меньше.

Если же взглянуть на представленные выше данные по земельной собственности с несколько иной точки зрения, то в них фактически обнаруживается куда более кричащая несправедливость. Если ненадолго вынести за скобки данные о доходах из Таблицы 4.1 и просто подсчитать домохозяйства, вообще не владеющие землей для выращивания риса, то в эту категорию попадут 30 семей (41 %)[209]. Таким образом, почти половина деревни не обладает инструментами правового контроля над основным для рисоводства производственным активом. Если же обратиться к той половине (37 семей) домохозяйств Седаки, которые владеют наименьшим количеством земли, то окажется, что им принадлежит всего-то семь релонгов. Поскольку общая площадь рисовых земель, принадлежащих всем жителям деревни, составляет 235,5 релонга, перед нами возникает следующая картина: половина селян имеет в собственности менее чем 3 % рисовой земли, находящейся во владении местных. Напротив, десять крупнейших землевладельцев составляют лишь 14 % домохозяйств Седаки, но им принадлежит 133,75 релонга, или 47 % всех рисовых земель, которые находятся в собственности жителей деревни.

Чтобы оценить воздействие двойных урожаев и новых технологий, можно сравнить модель землевладения в 1979 году с ситуацией 1967 года. По сути дела, никаких изменений за последние 13 лет не произошло, то есть распределение земельной собственности, которое с самого начала было крайне неравномерным, осталось тем же самым. А если принять во внимание увеличение численности населения деревни с 56 до 74 домохозяйств, то даже незначительное повышение доли земли, принадлежащей обделенным этим ресурсом домохозяйствам, оказывается обманчивым. Например, к 1979 году безземельная половина деревни увеличилась на девять семей в сравнении 1967 годом – на их долю приходилось ничтожные 3 % рисовых земель. Несмотря на то, что доля безземельных домохозяйств несколько сократилась, сегодня в Седаке насчитывается больше не владеющих землями для выращивания риса семей (30), чем в 1967 году (27).

Соотношение между владением землей и доходами в этой экономической системе, основанной на выращивании одной культуры, очевидно. Лишь четыре из 22 самых богатых семей Седаки не имеют земли в собственности, и во всех четырех случаях эта аномалия объясняется различными сочетаниями малого размера семьи и заработной платы, получаемой из внешних источников, а прежде всего тем, что такие семьи арендуют рисовые земли (в среднем более восьми релонгов на одно домохозяйство). Напротив, отличительной особенностью той половины деревни, которая имеет самые низкие доходы, является отсутствие земли в собственности. Примерно 60 % этих бедных селян вообще не имеют земли, и только три семьи из этой группы владеют участками площадью более двух релонгов.

В ближайшем будущем распределение владения рисовыми землями внутри деревни едва ли заметно изменится. Получение более высоких и более стабильных урожаев в сочетании с традиционной неохотой малайцев расставаться с землей привели к выраженному замедлению процесса концентрации земли за счёт долгового обременения. Хаджи Кадир (№ 74 в Таблице 4.1), ныне являющийся крупнейшим землевладельцем в Седаке, за три десятилетия до 1970 года успел приобрести 25 релонгов у мелких землевладельцев с непосильными долгами в рамках восьми отдельных сделок. Сегодня он питает такой же ненасытный интерес к земле, как и прежде, однако с момента внедрения двойных урожаев ему не удалось прирастить к своим владениям ничего. Дело не только в том, что мелкие собственники, за землями которых мог бы охотиться Хаджи Кадир, реже оказываются в совершенно безвыходном положении. Есть и ещё одна причина: рынок аренды земли в настоящий момент настолько динамичен, что испытывающий трудности мелкий землевладелец способен легче разобраться со своими долгами, сразу сдавая свой участок в аренду на несколько сезонов (по схеме паджак) и при этом сохраняя за собой право собственности.

Таблица 4.2. Распределение собственности на рисовые земли в Седаке, 1967–1979 годы

Аналогичным образом выраженный рост цен на рисовые земли также исключил возможность восходящей мобильности для всех, кроме самых богатых. Такая мобильность за счёт покупки земли определённо не была распространённым явлением даже до перехода к двойным урожаям, однако пять жителей деревни, которым сейчас принадлежат участки площадью от трех до семи релонгов, сумели купить хотя бы часть этой земли. Но с 1970 года ни один мелкий землевладелец из этой категории не прирастил свои владения, и если для этой группы покупка земли фактически стала запретительной, то те, кто имеет в собственности менее трех релонгов – то есть большинство деревенских домохозяйств, – даже не рассматривают такую возможность.

После появления двойных урожаев купить или продать землю смогли только девять жителей Седаки. Модель этих сделок демонстрирует не только снижение темпов концентрации земель, но и тот факт, что даже данный процесс если и замедлился, то его направленность остаётся неизменной. Все без исключения покупатели являются состоятельными людьми, а продавцы преимущественно бедняки. Начиная с 1970 года четыре жителя Седаки приобрели в общей сложности 19,25 релонга земли, преимущественно за пределами деревни. Дауд, сын сельского старосты Хаджи Джаафара (№ 70), при помощи отца приобрел восемь релонгов, в том числе три у одного из односельчан.