Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления - Джеймс С. Скотт

что сегодня, как и в 1967 году, арендные ставки в Седаке преимущественно превышают этот потолок. Для обеспечения реализации указанного положения не предпринималось никаких серьезных усилий, поскольку это наверняка вызвало бы решительное противодействие со стороны землевладельческого класса, формирующего ядро сторонников правящей партии в сельской местности. Для тех, кто арендует землю у близких родственников, никаких официальных актов не требуется, поскольку их возможности землепользования, как правило, достаточно надежны, а ставки арендной платы являются гибкими и льготными. А для тех, кто платит за аренду по рыночным ставкам, требование регистрировать соглашения было бы первым шагом к незамедлительному расторжению контракта, и в любом случае не имело бы смысла, поскольку регистрация не препятствует владельцу земли возобновить её обработку своими силами либо, как происходит на практике, скрытно настаивать на неправомерно завышенных ставках арендной платы.

В то же время средние показатели арендной платы полностью вводят в заблуждение, поскольку в Седаке и в Кедахе в целом рынок аренды земли крайне фрагментирован, а ставки аренды по состоянию на 1979 год чрезвычайно варьируются – от 200 ринггитов за релонг до практически нулевого значения[221]. Как демонстрируют данные Таблицы 4.7, основные «линии разлома» на рынке земельной аренды проходят по критерию родства. Неравномерные размеры ставок отражают раздвоение системы арендных отношений, где значительная часть (42 %) арендаторов извлекают выгоды из льготных условий, предоставляемых их родителями или бабушками и дедушками. В рамках этого защищенного рынка сезонная плата за аренду рисовых земель оказывается существенно ниже той, что преобладает во внешней среде. Как и следовало ожидать, самые высокие ставки применяются в том случае, когда арендатор и землевладелец не являются родственниками, а примерно посередине между двумя крайними значениями находятся ставки для соглашений, заключаемых между относительно дальними родственниками. Несмотря на коммерциализацию, вызванную «зеленой революцией», в сфере землепользования по-прежнему преобладают арендные отношения между родственниками, на которые приходятся внушительные две трети всех арендных контрактов (аналогичная картина присутствует и во всём регионе Муда) и которые обеспечивают определенную защиту от полноценных эффектов перехода к последовательно капиталистическому земельному рынку. Однако на долю льготных арендных соглашений между близкими родственниками приходится лишь 40 % земли, обрабатываемой арендаторами в Седаке, поскольку средний размер участков, арендуемых у близких родственников, меньше участков, арендуемых у людей, с которыми нет родственных связей.

Таблица 4.7. Ставки аренды земли в зависимости от степени родства между землевладельцами и арендаторами в Седаке, 1979 год

Родство является не единственной социальной связью, смягчающей условия арендных отношений. Если и арендодатель, и арендатор живут в одной деревне, ставки арендной платы обычно ниже рыночного уровня. Например, плата, которую арендатор вносит не доводящемуся ему родственником землевладельцу, находящемуся за пределами деревни, составляет в среднем 129 ринггитов за сезон, тогда как землевладельцу-неродственнику из односельчан в среднем необходимо заплатить 105 ринггитов[222].

Экономическое воздействие арендных отношений в Седаке также проявляется в сроках платежей. Три четверти арендаторов, которые доводятся родственниками своим землевладельцам (за исключением родства между родителями и детьми), имеют возможность платить после сбора урожая – для сравнения, среди тех, кто арендует землю у родственников за пределами деревни, такой льготой располагают менее половины[223]. Всё это выступает ощутимым свидетельством того, что деревня представляет собой серьёзное, пусть и скромное по размерам сообщество. Но, к сожалению, площади земли, доступной на таких условиях, никак не компенсируют нехватку земли и демографическое давление, с которыми сталкивается это сообщество.

За пределами сегмента отношений между родственниками и соседями, обеспеченного определённой защитой со стороны обычаев, рынок земельной аренды находится во власти резких порывов ветра конкуренции. Один из её признаков – средние ставки платы за землю, которая сдаётся в аренду неродственникам. Ещё один индикатор можно определить как арендный рынок землевладельцев-хаджи. Как уже отмечалось выше, многие представители этого зажиточного класса являются акторами, поставившими своё хозяйство на масштабные коммерческие рельсы, которые во многих случаях занимаются и другими смежными видами деятельности наподобие предоставления в аренду тракторов, помола риса и грузоперевозок. В Седаке де-факто имеется девять жителей, арендующих землю у хаджи, с которыми они не состоят в близком родстве. Средняя ставка арендной платы за один сезон для этих девяти арендаторов составляет 140 малайзийских долларов за релонг, что значительно превышает даже средние ставки для всех арендаторов, работающих на участках внешних землевладельцев, с которыми они не состоят в родственных отношениях. Хотя ни один из этих хаджи и близко не ведёт деятельность с таким же размахом, как Хаджи Метла, они составляют ключевой сегмент небольшого, но влиятельного класса землевладельцев, работающих на строгих коммерческих принципах.

Конкуренция за землю нигде не проявляется настолько явно, как во впечатляющей трансформации долгосрочной аренды (паджак), состоявшейся за последнее десятилетие. В 1967 году такую разновидность аренды можно было рассматривать в качестве неотъемлемой части землепользования между родственниками в рамках сложившихся обычаев. Хории обнаружил в Седаке три случая долгосрочной аренды – все соответствующие соглашения были заключены между родственниками, а средняя арендная плата была значительно ниже стандартной для того времени ставки денежной аренды[224]. В связи с этим Хории сделал обоснованный вывод, что такие соглашения аренды на несколько сезонов с оплатой вперед являлись примерами не «безжалостного требования землевладельца о внесении аванса» на крупную сумму, а «проявлением взаимопомощи между родственниками… своего рода системой кредитования натурального хозяйства между землевладельцами и арендаторами, которые доводились друг другу родственниками»[225].

К 1979 году долгосрочная аренда превратилась в принципиально коммерческую сделку, отвечающую новым возможностям получения прибыли, доступным для некоторых землевладельцев и арендаторов в условиях двойных урожаев. Количество случаев аренды по схеме паджак выросло с трёх до семи, площадь соответствующих земель удвоилась (с 10 до 20 релонгов), а особенно поразительный факт заключался в том, средняя ставка арендной платы, скорректированная с учётом сезонности, составила 142 ринггита за релонг – намного выше даже средней арендной платы при заключении соглашений между неродственниками. Если угодно, высокая арендная плата эквивалентна заниженным текущим ставкам по схеме паджак, потому что ряд действующих соглашений был заключен задолго до 1979 года, когда преобладала более низкая арендная плата. Есть и ещё одно основание для подобного рассуждения: можно ожидать, что подобные единовременные и долгосрочные арендные платежи будут дисконтироваться по процентной ставке, близкой к текущему уровню, и в результате произойдёт снижение, а не повышение сезонной арендной платы. О нынешнем уровне арендной платы по схеме паджак лучше всего свидетельствует одно недавно заключённое соглашение, которое позволяет арендатору (Ток Омар, № 37) обрабатывать три релонга в течение двух сезонов за плату в размере 1110 ринггитов,