Политические сочинения. Том V. Этика общественной жизни - Герберт Спенсер

оправдание для пожертвования более важных прав гражданина до степени, необходимой для успешной национальной защиты, то отсюда, конечно, вытекает, что менее важные права также должны подчиняться военной необходимости. Здесь мы снова видим прямую связь международной вражды с подавлением индивидуальной свободы. Действительно, очевидно, что во всем цивилизованном мире подавление свободы слова и печати было тем более строго, чем более одерживал верх милитаризм; и в настоящее время мы все еще наблюдаем такую зависимость при сравнении контрастов, представляемых, с одной стороны, Англией, с другой – некоторыми восточными странами.

Признав справедливые ограничения этих прав, следует здесь заметить, что они, наравне с другими правами, выведенными из закона равной свободы, стали пользоваться законодательным признанием, как только общество достигло высокой ступени развития.

XIX

Обзор всего предыдущего и дополнение

§ 325. Там, где природа людей не соответствует природе их учреждений, является сила, стремящаяся произвести перемену. Одно из трех: или учреждения переделают природу людей, или природа переделает учреждения, или, наконец, частью произойдет одно, частью другое и явится более устойчивое состояние.

В Англии действие и противодействие между нашими социальными учреждениями и нашими характерами произвело любопытный результат. Компромисс составляет существенную часть учреждений: он стал приятен и с личной точки зрения, так что он не только терпится, но и предпочитается. Явилось недоверие к определенным заключениям и положительное отвращение к какой-либо системе. Естественным образом, государственные люди и граждане, с одной стороны, единодушно заявляющие о верховенстве народа, а с другой – почтительно пишущие и приветливо слушающие тронные речи, в которых лорды и члены палаты общин называются слугами, а народ «моими подданными», – такие граждане с неудовольствием отнесутся к требованию, чтобы их политические идеи отличались последовательностью. Утверждая право личного суждения в делах веры, но молчаливо дозволяя, чтобы парламент поддерживал их веру, такие граждане упорно откажутся ответить на вопрос, каким образом они примиряют теорию с практикой. Поэтому, ввиду многих случаев, когда им приходится усвоить противоречивые учения, эти люди начинают неохотно относиться к точному мышлению; им неприятны все попытки принудить их к точным предложениям; они устрашаются отвлеченных принципов, представляющих для них такое пугало, как для служанки нечто такое, что она принимает за привидение.

Проторенная дорога мысли и чувства, произведенная таким образом социальными условиями, не может измениться ни от каких рассуждений. Убеждения, несогласные с этими условиями, не могут пользоваться большим успехом. Читатели, у которых отдельные доводы, содержащиеся в предыдущих главах, не успели произвести перемены мнения, не изменят своих мнений и в том случае, если мы соединим эти доводы и покажем, что все они приводят к тому же самому заключению. Во всяком случае, перед тем как идти дальше, будет уместно показать, насколько сильны совокупные доказательства предложений, из которых теперь приходится делать выводы.

§ 326. Не существует этики сгущения туманностей, или этики движения звезд, или же этики эволюции планет. Понятие этики неприменимо к неорганическим деятельностям. Обращаясь к организованным существам, мы также видим, что понятие это не имеет никакого отношения к явлениям растительной жизни. Хотя мы приписываем растениям признаки превосходства или же низкого уровня, приводящие к победе или к поражению в борьбе за существование, однако с этим мы не соединяем похвалы или порицания. Лишь по мере возрастания чувствительности в животном мире является материал для этики. Поэтому этика, предполагающая животную жизнь и приобретающая определенный смысл по мере усложнения этой жизни, должна в конце концов получить выражение в терминах животной жизни. Этика относится к известным сторонам поведения в жизни, рассматриваемым как хорошие или же дурные; она не может произносить приговора над этими сторонами поведения, пока она игнорирует существенные жизненные явления.

В главе о «Животной этике» эта связь была обнаружена в ее конкретной форме. Мы видели, что, обращая внимание на какой-либо один вид и признав продолжение существования этого вида желательным, придется сказать относительно этого вида, что действия, служащие для сохранения особи и породы, признаются нами справедливыми и рассматриваются с известным одобрением; акты с обратными тенденциями вызывают порицание. В другой главе, где речь идет о «Дочеловеческой справедливости», мы видим, что для достижения желательной цели необходимым предварительным условием является, чтобы каждая особь получала выгоды или испытывала невыгоды своей собственной природы и вытекающих из нее действий. Мы видели также, что в низших отделах животного мира, где не существует никакой силы, могущей быть помехою этому предварительному условию, последнее вызывает переживание наиболее приспособленных. Далее мы видели, что так как эта связь между поведением и его последствием признается справедливою, то отсюда следует, что во всем животном царстве то, что мы называем справедливостью, есть этическое выражение биологического закона, в силу которого жизнь вообще поддерживалась и развивалась в высшие формы. Закон этот, стало быть, обладает наивысшим возможным авторитетом.

По мере установления стадных привычек возникает вторичный закон. Когда известное число особей живут в такой тесной близости, что они способны препятствовать деятельностям других и не дают им достичь желаемых результатов, – в таких случаях для избежания антагонизма и последующего рассеяния их действия должны испытать взаимные ограничения. Каждому приходится продолжать свою деятельность в зависимости от ограничения, состоящего в том, чтобы она не мешала подобным же деятельностям других в большей степени, чем требуется взаимностью. И мы видели, что у разных стадных существ обнаруживается значительное соблюдение таких ограничений.

Наконец, в главе о «Человеческой справедливости» было показано, что у людей, т. е. высочайших из общежительных существ, этот вторичный закон, неясным образом намеченный у низших стадных животных, становится более резко выраженным, более определенным и имеющим более сложные применения. При условиях, зависящих от социальной жизни, первичный принцип справедливости, утверждаемый для каждой особи, сам по себе приводит к вторичному или ограничительному принципу, утверждая то же для всякой другой особи. Таким образом, взаимные ограничения, вынуждаемые совместным выполнением деятельностей, образуют необходимый элемент справедливости в общественном состоянии.

§ 327. Приспособление, прямое или косвенное, или и то и другое вместе, относится к строению мозга, как и остального тела; душевные функции, подобно телесным, стремятся всегда приспособиться к потребностям. Чувствование, толкающее к обеспечению свободы действия, обнаруживается всеми животными и особенно резко выражено у высших; эти последние обнаруживают также известную степень чувствования, соответствующего требованию, чтобы каждое существо действовало в пределах, ограниченных деятельностями других. Наряду с большей способностью заглядывать «вперед и назад» у человечества существуют и более высокие проявления обеих этих черт. Они очевидны там, где общество долго пользовалось миром, и затемняются там, где оно было обыкновенно воинственным. Где жизненные привычки не повлекли за собою хронического столкновения между этикой