Тео. Теодор. Мистер Нотт - Hashirama Senju

как заиграли ноты диковинных инструментов Восточной Европы. Виктор Крам, аж красный от волнения, в какой-то момент этого необычного танца поменялся партнершей с Тео — впрочем, через несколько кругов Джинни вернулась.

Дамблдор, наконец, скомандовал начало менее официальных и вычурных танцев, и исполнявшие все эти мелодии музыканты из популярной группы, выступавшей на разогреве некоторых матчей по квиддичу, заиграли куда более современную маггловскую музыку — кажется, как помнил Тео, она называлась джаз. Из маггловской музыки Тео знал немного — в первую очередь, то, что в детские годы ставил в пластинках патефона его отец. В частности, «Битлз».

Ребята вышли из Большого зала, раскрасневшиеся и довольные. Джинни увлекла его за собой вперёд, к зимнему саду, который во внутреннем дворике устроили семикурсники, занимавшиеся у Флитвика и Спраут. Теперь вместо газона, разделённого брусчаткой, под открытым небом (и куполом согревающих чар) располагались кусты роз в человеческий рост высотой, тут и там создающие закутки, где стояли лавочки и парили мотыльки.

Тут и там уже сидели уединившиеся парочки, и вскоре они вышли к противоположному краю внутреннего дворика, аккурат под венок омелы. Теодор улыбнулся в ответ на хитрую улыбку Джинни — и мгновения спустя обзавёлся ещё одним ярким воспоминанием для Патронуса.

* * *

Они разошлись через несколько полчаса: Джинни поспешила к подружкам, а Тео остался один смотреть на звёздное небо, прислонившись к невесть откуда взявшемуся фонарному столбу в зимнем саду.

— Нотт, — хлопнул его кто-то по плечу. Обернувшись, он увидел счастливого и вполне довольного Поттера.

— Поттер?

— Ты, говорят, отлично танцевал с Джинни. Послушай, она мне как сестра…

— Я счастлив слышать, Поттер, — вздохнул Теодор. Они не один раз уже обсуждали с ним это, как очно, так и через письма. — Ты уже знаешь, что будет на втором испытании?

Поттер скривился. Сколько бы он уже не выпил, эта тема явно была ему неприятна.

— Это яйцо сводит меня с ума. Воет, как банши! Осталось два месяца, а я даже не подобрался к разгадке.

— Мне показалось, — легкомысленно решил дать ему совет Теодор, — это артефакт с рунными конструктами, завязанными на стихию.

— Стихию? А как ты понял это вообще, тебе твой друг что ли яйцо Седрика дал? Он тоже ведь не в курсе.

— У меня… свои методы, ты же не ходишь на рунологию, откуда тебе знать.

— Стихию… воздух — нет… хотя, если кинуть, жалко же… — Поттер начал бормотать себе под нос. — Огонь — в камин… земля… нет, это глупо, а вода… вот вода…

Откуда-то из-за живых насаждений донёсся злобный возглас. Оба юноши замолкли, пытаясь расслышать, что за конфликт там шёл. Ни единого слова им различить не удалось, но голос декана Слизерина и явно нетрезвого директора Дурмстранга они услышали.

— Знаешь, Нотт, — задумчиво протянул Поттер, поправляя кудри, — мне профессор Муди рассказал, что твой отец был Пожирателем. Только оправданным на суде.

— В последнее время профессор Муди только и делает, что попрекает меня отцом, — в тон ему ответил Теодор.

— Я тебя не виню, — отмахнулся гриффиндорец. — Ты нормальный парень, не чета Малфою и его прихвостням. Дружишь с Невиллом, Дином и вообще… я даже завидую, — признался он. — Лучше бы я с вами дружил, а не с этим кретином рыжим.

Тео покачал головой. Поттер замолк, явно потеряв мысль. Рональд Уизли на протяжении двух последних месяцев был едва ли не первее Малфоя в том, чтобы публично уязвить Мальчика, который выжил. Впрочем, в отличие от Малфоя, Рональда постоянно тормозили его старшие братья, которые явно не разделяли его точку зрения.

— Я о чём говорил… а, так вот… Директор Дурмстранга, ну, этот, — он кивнул в сторону розовых кустов, — он же тоже был Пожирателем. Только не то сбежал, не то выкупил себе жизнь. Он сторонится профессора, потому что они уже были знакомы.

— И что?

— Да так… Дамблдор сказал мне, что в школе немного людей, которые могут стать надёжной опорой, если… вдруг вернётся Вол…

— Это тупая идея, Поттер.

— Хорошо, хорошо, и чего вы все его боитесь… он сказал, что ты поклялся защищать Джинни от Того-Самого, и что мы с тобой будем на одной стороне.

— Знаешь, Гарри, — Теодор снова посмотрел в звёздное небо. Никаких больше звуков вокруг не было — единственный случайно забредший жук, и тот улетел куда-то в сторону танцевавшего с мадам Максим Хагрида ещё до того, как к нему пристал Поттер. Абсолютная тишина. — Меня в директоре поражает то, как он хладнокровно распоряжается чужими тайнами. Каждый грёбаный раз… — Поттер замялся. — Пусть это и правда, но, Гарри.

Их взгляды встретились.

— Постарайся сделать так, чтобы мои тайны не были достоянием широкой общественности.

Теодор едва не сплюнул и, стараясь успокоиться, ушёл обратно в замок.

Глава 46

Конец девяносто четвёртого и начало девяносто пятого года выдались в Хогвартсе по-настоящему снежными. Лёгкий мороз не кусал щёки, но снежки лепились прекрасно.

Собственно, все каникулы после Святочного бала Теодор Нотт ежедневно тренировался в вылепливании снежков. Ну и применению на этих снежках тех самых чар, что обнаружились в действительности в книжке «Весёлое Рождество: двадцать пять забав для всей семьи». Конечно же, не в запретной секции.

Вслед за Теодором эти чары освоили его друзья — кто-то подсмотрел, кто-то спросил напрямую, и в итоге к концу праздников весь Хогвартс уже даже без палочек обстреливал друг друга на улице скоростными боеприпасами из снега и льда. Дошло до того, что мадам Помфри заставила на третье января запретить выход студентов Хогвартса на улицу, чему был бесконечно рад злой, как Моргана, Филч — ему приходилось вручную убирать бесчисленные лужи. Когда оказалось, что чары могут использоваться не только для снежков, но и для других небольших и сравнительно лёгких предметов, травматизм вырос и в коридорах и гостиных, но с этим уже справились префекты, раздавшие штрафов за эти несколько дней больше, чем Снейп за весь декабрь.

Конечно, это, как и другие информационные поводы, достаточно быстро прошло среди студентов, замещённое рутиной учебы. Где-то там гремели скандалы Риты Скитер, которая судилась с попечительским советом Шармбаттона за публикацию клеветы о директоре Максим. Отец на Рождество прислал ему фотокарточку себя из песков Месопотамии, на которой он улыбался и щурился, сопроводив отнюдь не праздничной подписью:

«Ты-знаешь-что пульсирует всё сильнее. Боюсь представить, что происходит с теми, кто в Британии, ведь я-то здесь, в песках Междуречья. Если придётся, а я чую, что придётся, писать некролог, вставь это фото. Здесь я сам себе нравлюсь. Надеюсь, что смогу закончить контракт к