100 великих загадок Крыма - Николай Николаевич Непомнящий

Меня с несколькими другими водолазами вызвали к «Новороссийску» на второй день после трагедии, и мы сразу же приступили к подводным работам 30 октября. Под водой картина была страшная… Мне по ночам потом долго снились лица людей, которых я видел под водой в иллюминаторах, которые они силились открыть. Жестами я давал понять, что будем спасать. Люди кивали: мол, поняли… Погрузился глубже, слышу, стучат морзянкой, – стук в воде хорошо слышен: «Спасайте быстрее, задыхаемся…» Я им тоже отстукал: «Крепитесь, все будут спасены». И тут началось такое! Во всех отсеках начали стучать, чтобы наверху знали, что люди, оказавшиеся под водой, живы! Передвинулся ближе к носу корабля и не поверил своим ушам: поют «Варяга»!

Стал осматривать пробоину. Она была чудовищных размеров: примерно 27 х 8 метров с правого борта, то есть разворочено более 160 квадратных метров брони ниже ватерлинии. Сила взрыва была столь неимоверной, что ее хватило пробить восемь палуб, в том числе три бронированные! Даже верхняя палуба была искорежена от правого до левого борта…

Нетрудно подсчитать, что для этого понадобилось бы более тонны тротила. Даже донная, так называемая «цементная мина» не обладает такой мощью. Если предположить, что это работа морских диверсантов (известно, что у них имеется в Италии первоклассное заведение подобного рода), доставка такого количества взрывчатки с подводной лодки аквалангистами – задача неимоверной сложности.

Подъем линкора «Новороссийск». 1956 г.

Однако мне было известно, что за неделю до катастрофы линкор стоял в Донузлаве, на северо-западе Крымского полуострова, и покинул свою стоянку после того, как летчики доложили командованию, что на небольшой глубине просматривается субмарина. Оперативный дежурный по флоту доложил командованию, что близ Донузлава наших подводных лодок не должно быть.

Повторный поиск лодки результатов не дал. Решили, что летчикам померещилось…

По краям пробоины броня была завернута и наружу, и внутрь. У меня сложилось впечатление, что взрыв был изнутри по 27‑метровой длине, а затем отраженная от грунта ударная волна гидроударом вмяла броню внутрь. Поэтому спасенные матросы уверяли, что взрывов было два, с интервалом в секунду-две.

Я невольно обратил внимание, что из страшной пробоины непрерывно струится нечто, похожее на «розовый дым», и вдруг понял, что это человеческая кровь в воде – в этом месте за броней были матросские кубрики, где койки были в три яруса. У итальянцев команды, экипаж больших кораблей располагаются на берегу, а на кораблях, стоящих у причала, несут только вахту службы. В случае похода, учений экипаж располагается на корабле, на подвесных койках, вот почему в помещениях у итальянцев очень тесно…

Так вот, из пробоины в бухту вытекала из кубриков кровь людская, которая в воде напоминала «розовый дым». Еще до погружения под воду я знал, что в помещениях внутри корабля оказалось около тысячи человеческих душ…

2 ноября из «Новороссийска» сквозь вырезанное автогеном отверстие в днище извлекли последних 37 человек, обессиленных, совершенно седых матросов. Последним был мичман с сильно ввалившимися глазами, еле живой. Он сказал, что все находящиеся с ним в отсеке люди погибли, вода прибывала и он плавал в абсолютной темноте среди раздувшихся трупов. В момент взрыва он лежал в койке-гамаке, которая несколько «спружинила» страшный удар, но он тем не менее на какое-то время потерял сознание. Сколько времени это длилось – он сказать не мог. Очнулся от страшной головной боли… Всех спасенных поместили в морской госпиталь.

Пробоину в днище «Новороссийска» я обследовал тщательнейшим образом. Мне, как водолазу, было известно, что в Севастопольской бухте за войну от неконтактных мин погибло четыре корабля и пять получили большие повреждения, и как выглядят пробоины такого рода, я хорошо знал. Ни одна мина не прошибала столько палуб, как это было на линкоре…

Продольный и поперечный набор корпусов кораблей от взрывов мин, включая палубы, деформируется, появляются гофры и разрывы в броне, заклепки вылетают.

На «Новороссийске» пробоина выглядела иначе: она была сильно вытянута по длине (целых 27 метров!). У меня не вызывало ни малейшего сомнения, что линкор взорвали морские диверсанты, итальянские, конечно. И они подвели под днище сравнительно небольшой заряд, прикрепив его не к «погребам», а к замурованным заранее мощным фугасам изнутри и тщательно замаскированным в период подготовки корабля к передаче нам, с этим «сюрпризом» он и плавал до поры до времени в наших водах…

Обо всем этом я тоже доложил… Каково же было мое удивление, когда в секретном приказе по флоту утверждалось, что «Новороссийск» якобы погиб в результате подрыва на донной мине, лежавшей на дне бухты с времен войны!

Этим же приказом семьям погибшим были выданы единовременные пособия – по 10 000 рублей за погибших матросов и по 30 000 – за офицеров. После чего о «Новороссийске» постарались забыть…

Я же еще несколько месяцев кряду спускался под воду с другими водолазами, побывал во многих помещениях, готовил искалеченный линкор к подъему на поверхность.

В развороченном корпусе его пробоина зияла как огромная пасть, одновременно отпугивая и дразня тайной. Ил, постепенно оседая, покрыл весь линкор толстым слоем, и он стал темно-коричневым. Я же все больше утверждался во мнении, что «черный отсек» с мощным зарядом тротила, начиная с 23‑го шпангоута, на корабле был. Этот отсек, или «потайной карман», простирался примерно до 54‑го шпангоута, был тщательно заварен, швы закрашены и замаскированы.

Место для этого потайного кармана было вычислено очень точно и гарантировало после взрыва потерю остойчивости и опрокидывание. Хлынувшая внутрь линкора забортная вода должна была завершить дело, так как заполняла помещения, расположенные выше броневой палубы. Дьявольский расчет полностью оправдался…

Мы слушали старого водолаза не перебивая. Было очевидно, что гибель линкора «Новороссийск» и пелена тайны вокруг него уже долгое время не дает ему покоя, заставляет размышлять, анализировать, сопоставлять…

Впрочем, бесславная гибель «Новороссийска», насколько мне известно, беспокоила не одного Ивана Петровича Прохорова. Много позже в мемуарах адмирала Г. Левченко, в статьях бывшего флагманского механика Черноморского флота контр-адмирала В. Самарина, писателя Н. Черкашина исследовалась история гибели линкора, как, впрочем, и в статьях ряда других историков и очевидцев. Но и после этих публикаций оставалось много загадочного во всей этой истории.

Нельзя не обратить внимание, что профессиональный водолаз высшей квалификации И.П. Прохоров, видимо, весьма близко подошел к причине страшного взрыва на корабле, считавшемся непотопляемым.

Капитан 2‑го ранга Ю. Лепехов свидетельствует:

– В марте 1949 года, будучи командиром трюмной группы линкора «Юлий Цезарь», вошедшего в состав Черноморского флота под названием «Новороссийск», я спустя месяц после прихода корабля в