Дорога Токайдо - Лючия Сен-Клер Робсон

А любовь огнем палит.

— В дороге стыд отбрасывают, — улыбнулась Кошечка. — Ты, я вижу, больше думаешь о своем Путнике, а не о том, с кем помолвлена.

Касанэ мгновенно покраснела.

— Берегись мужчин, которые хотят брака, не записанного в храмовую книгу, старшая сестра!

— Я уже встречалась с некоторыми из них, — ответила Касанэ, и при мысли об этом у нее перехватило дыхание.

Она вспомнила сводника, который продавал ее в гостиницах, мужчин, тыкавших в нее пальцами и щипавших ее, словно она была рыбой, которую выбирают на ужин, морского разбойника, который пальцем проверял ее девственность, и почувствовала, что ее лицо горит от стыда. После этого беглянки какое-то время шли молча, потом Кошечка тихо запела:

От любви недолгой,

Как от табака,

Очень скоро остается только пепел.

Жалобные звуки ее напева долго замирали в темноте.

— Это очень красивая песня, госпожа. Вы научились ей там, — Касанэ застенчиво замолчала, подбирая нужное слово, — в том месте?

— Да.

Когда Кошечка рассказала Касанэ о смерти своего отца и разорении матери, она упомянула и о своем решении продаться в веселый квартал, и о попытке Киры убить ее там. Кошечку позабавило, что Касанэ, которая всего день назад ничего не знала о Ёсиваре, теперь умирала от любопытства, как любая добропорядочная жительница Эдо, и проявляла живой, хотя и тщательно скрываемый интерес к жизни Текучего мира.

— Скажите, а молодые люди там приятные? — спросила словно бы вскользь Касанэ.

— Думаю, некоторые — да, — ответила Кошечка, перебирая в памяти многих мужчин, которых она развлекала, и очень немногих, для которых соглашалась развязать свой пояс. Она не могла припомнить ни одного лица — их словно никогда не существовало в ее жизни.

— Похоть в Текучем мире приветствуют, но любовь там запретна, — безразлично сказала Кошечка, и в ее сознании вспыхнуло другое значение слов «текучий мир» — переменчивая и полная опасностей жизнь. — Если бы я могла добыть для своей матери деньги в аду, я предпочла бы отправиться туда, — добавила она.

— Долг перед родителями выше гор, глубже моря, — Касанэ не пришлось самой придумывать ответ: эту пословицу все японские дети, и знатные, и простые, заучивали раньше, чем начинали связно говорить.

Касанэ умолкла. Кошечка поняла, что, вспомнив эти слова, девушка вновь ощутила себя несчастной из-за того, что не оправдала ожиданий своих родных.

— Если судьба позволит, ты снова увидишь своих родителей, — утешила она свою спутницу.

— Оторвавшийся цветок никогда не возвращается на ветку, — печально прошептала Касанэ.

Деревья расступились, образуя поляну. Беглянки присели отдохнуть на большой камень, тускло освещенный лишь звездами. Ягодицы многих поколений паломников, отдыхавших здесь, протерли в камне неглубокую выемку. Касанэ погасила фонарь, чтобы сэкономить масло, и глаза молодых женщин скоро привыкли к мраку. Бодро шагая по дороге, беглянки не замечали дыхания зимы, но теперь ночной холодок стал покусывать их за плечи. Они накинули полы своих дорожных плащей одна на другую, накрылись ими и обнялись, чтобы согреться. Кошечка развернули одну из лепешек, разломила ее и протянула половину Касанэ. В обращенной к дороге стороне камня была вырублена ниша. Там стояла полуразрушенная от времени каменная статуя святого Дзидзо, защитника путников, беременных женщин и детей. В таком пустынном месте соседство с Дзидзо-сама ободряло. Какая-то скорбящая мать, лишившаяся ребенка, надела на скульптуру новый нагрудник и красивую тряпичную шапочку, какую носят младенцы. Почитатели святого положили мелкие камешки на плечи статуи и сложили целую гору камней у ее ног.

Считалось, что в загробном мире на берегу Саньдзу — реки Трех путей — стоит дьяволица, уродливая старая ведьма, и осыпает руганью грешников, идущих через эту реку в ад. Если душа умершего ребенка слишком близко подходит к этой бесовке, та крадет у малыша одежду и заставляет его без конца складывать в кучи камни на берегах загробной реки. Чтобы помочь святому Дзидзо избавлять детские души от этого непосильною труда, путники приносят камни к его ногам.

В небольшом удалении от Кошечки и Касанэ над поляной возвышался прочно вросший в землю круглый камень. Он блестел в свете звезд, словно облитый серебром, растопленным на медленном огне.

— В путеводителе сказано, что этот валун называется «Камень, плачущий по ночам», — заговорила Кошечка, понизив голос: громкие звуки могли бы разрушить очарование этой фантастической картины, освещенной огнями мироздания.

— Он в самом деле плачет?

— Так говорят. — Кошечка разделила с Касанэ вторую рисовую лепешку. — Когда-то давно беременная женщина отправилась из Ниссаки в Канаю к своему мужу. Ночью на этом самом месте на нее напали разбойники и убили ее. — Кошечка заговорила еще тише: — Кровь убитой пролилась на этот камень, и с тех пор он плачет. Говорят, что в нем живет душа этой женщины.

— А убийц поймали?

— Милосердная богиня Каннон-сама проходила мимо убитой в облике комусо. Она вырезала ребенка из мертвого тела и воспитала его. Через много лет сын отомстил за смерть своей матери.

— Так и вы, госпожа, отомстите за своего отца и утешите его душу на том свете.

Кошечка не могла отвести глаз от камня с привидением. Такого одинокого в этом пустынном месте и так много говорившего сердцу. Лепешки казались ей особенно вкусными оттого, что она делила их с милой крестьянской девушкой, которая — Кошечка только сейчас осознала это — стала для нее сестрой и подругой.

— Морская водоросль, — вдруг неожиданно для себя произнесла дочь князя Асано. — Отец называл мою мать Морской водорослью.

Касанэ не нашла, что ответить. Она была поражена тем, что госпожа поделилась с ней таким личным воспоминанием.

— Это имя он взял из своего любимого стихотворения.

Кошечка прочла отрывок, ее голос дрожал от печали:

Лежит она рядом со мной,

Как водоросль гибкая,

И глубже любовь моя к ней,

Чем сам океан.

Наступившее молчание было прервано ритмичным хрустом щебня — кто-то бежал по дороге, приближаясь к поляне. Может, гонец, а может и нет.

Кошечка надела на голову повязку, завязала ее под нижней губой и надвинула на самые брови, чтобы спрятать лицо. Затем беглянка отвинтила железный колпачок, прикрывавший острие ее копья, но не сняла его с лезвия.

— Мы можем спрятаться в кустах, госпожа, — прошептала Касанэ. — Они не увидят нас и пройдут мимо.

— Они тогда подстерегут нас где-нибудь впереди и не в таком удобном для нас месте.

Кошечка встала лицом к северо-востоку, спиной к «Плачущему камню» и вскинула посох, готовясь к бою.

— У вас есть более высокая цель, ваша светлость. — Теперь, когда Кошечка открыла крестьянке правду, Касанэ стала чувствовать себя