Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин

Неелова, из казначей царевича Федора – у царицы Агафьи Семеновны, потом пострижена в 1688 г.; Дарья Ивановна Толстова; Марья Андреевна Мартюхина — у больших царевен; Анна Матвеевна Супонева — у больших царевен, ск. в 1688 г.; Пелагея Ивановна Ивашкина — у меньших царевен; Аксинья Алексеевна Мертваго — у меньших царевен; Марья Ивановна Ильина; Дарья Силична Мясново; Анисья Юрьевна Лодыженская — в 1678 г. у царевен меньших; княгиня Марфа Тимофеевна Шаховская.

Царицы Натальи за 1680 г.: мама — княгиня Прасковья Ивановна Ромодановская. Боярыни — Матрена Романовна Левонтьева; Матрена Васильевна Блохина; Кокорева Настасья Ивановна, светличная; княгиня Домна Никитична Волконская.

Чин боярынь в 1691 г. и за последние годы XVII столетия: мамы — Анна Никифоровна Лобанова-Ростовская; Марья Михайловна Салтыкова; Анна Львовна Собакина. Боярыни: Анна Петровна Хитрово, княгиня Агафья Романовна Горчакова; Татьяна Ивановна Фустова, из казначей, ск. в 1695 г.; княгиня Анна Андреевна Мещерская; Федора Ивановна Плещеева; Арина Федоровна Вельяминова; Федосья Ивановна Неелова; Дарья Ивановна Толстова, ск. в 1698 г.; Марья Андреевна Мартюхина; Пелагея Ивановна Ивашкина; Аксинья Алексеевна Мертвая; Марья Ивановна Ильина; Дарья Силична Мясная; Анисья Юрьевна Лодыженская; Анна Андреевна Измайлова; Авдотья Ивановна Лодыженская — у царицы Марфы; Дарья Лукьяновна Нелединская — у царицы Марфы; Прасковья Осиповна Татищева; Ульяна Михайловна Водорацкая — у царицы Прасковьи Федоровны; Мавра Васильевна Мотовилова; Марфа Ивановна Белкина; Афросинья Павловна Дурная, из казначей, с 1685 г.; Татьяна Ивановна Панова; Соломонида Карташова, из казначей, с 1685 г.; Авдотья Осиповна Петрова, с 1695 г. из кормилиц – у царицы Прасковьи Федоровны; Ульяна Ивановна Коптева, из казначей; княгиня Авдотья Васильевна Мещерская; Аксинья Петровна Заболоцкая; Олена Григорьевна Лепунова, ск. в 1698 г.; Авдотья Даниловна Горяинова, из казначей; Прасковья Матвеевна Тарбеева, ск. в 1697 г.; княгиня Марья Ивановна Волхонская; княгиня Аграфена Федоровна Барятинская — с 1695 г. у царицы Прасковьи Федоровны; Татьяна Семеновна Бутурлина — у царевны Прасковьи Ивановны мама с октября 1695 г.

Царицы Наталии: мама – княгиня Прасковья Ивановна Ромодановская; княгиня Домна Никитична Волконская; Прасковья Борисовна Ордина-Нащокина, после у царевны Наталии; Матрена Гавриловна Чихачова; Авдотья Поликарповна Лапатина; Авдотья Федотовна Толстая; Лукерья Семеновна Махова; княгиня Лукерья Гавриловна Ухтомская, жена окольничего князя Ивана Юрьевича, кормилица царевны Наталии, а с 19 июля 1694 г. – ее боярыня, на место умершей княгини Волконской.

Царицы Евдокии Лопухиных: Авдотья Авраамовна Чирикова; Наталья Осиповна Лопухина; Акулина Васильевна Доможирова, из казначей. Царевича Алексея Петровича мама Прасковья Алексеевна Нарышкина; боярыня Авдотья Семеновна Нестерова, из казначей.

* * *

Честь и место и на царицыной половине государева дворца между женщинами соблюдались с тою же заботливостью, поддерживались и охранялись с тою же ревностью, как и на половине государевой, между мужчинами. Честь и место даже дворовых боярынь ставились в случай, когда тягались между собою местники – бояре и другие разрядные люди. Так, в 1576 г. Васюк Зюзин, искавший своего места перед Федором Нагим, ставил в случай между прочими и следующее обстоятельство: «Да жила, господине,– писал он боярину-судье,– Петрова мать Шетнева (его родня) Фетинья у государя на сенех, и какова была с Оленою Плещеевою в государевой милости, во чти (в чести) и в местех, в том у государя в милости и о сыску челом бью».

В 1627 г. точно так же Василий Пушкин, тягавшийся о местах с Андреем Плещеевым, подал между прочим случай, что в 1547 г. когда царь Иван Васильевич понял в брак царицу Настасью Романовну, то у царицыных саней были Никифор Хвощинской да Иван Иванович Плещеев, а жена Ивана Плещеева, мать смерда Плещеева, который являлся здесь основою спора, была у царицы Настасьи в Верху, и приказано ей было у портомой, а приносила она белое платье (чистое белье) к боярыням, которым над нею у белого платья приказано, к княгине Волконской да к Оксинье Губиной.

Пушкин этим доказывал, что Волконская была больше жены Ивана Плещеева, что больше ее была даже и Аксинья Губина, т. к. больше Ивана Плещеева был Хвощинский, а на Хвощинского и Губина ему, Пушкину, и случаев «добыть не уметь», потому что они молодые дети боярские. Словом сказать, Пушкин по этому случаю считал себя выше Плещеева «многими месты». Если таким образом честь и место дворовых боярынь шло, как говорится, тоже, как всякое лыко, в строку при местнических счетах, то им естественно было поднимать такие счеты и при их назначении во двор царицы, где они никак не хотели занимать должность меньшую против своих местниц или совместниц. По поводу одного такого назначения возбуждено было очень большое счетное судное дело между знаменитым князем Дмитрием Михайловичем Пожарским и князем Борисом Михайловичем Лыковым.

В 1602 г. при царе Борисе Годунове велено быть у царицы Марьи Григорьевны в дворовых боярынях княгине Марье Лыковой – матери Бориса Лыкова, а у царевны Ксении Борисовны – княгине Марье Пожарской, матери Дмитрия Михайловича. Пожарский стал бить челом царю Борису и писал в челобитной, что «по царской милости и по своему отечеству его матери, княгине Марье, быть меньше княгини Лыковой не вместно, а можно его матери больше быть княгини Лыковой многими месты и государь бы его пожаловал, велел ему с князем Михаилом Лыковым в отечестве дати суд и счет». Пожарский считал себя даже больше отца Борисова Михаилы, потому и просил считаться с ним, а не с сыном. Однако государь приказал боярам: в отечестве его судить и разряды сыскать с Борисом Лыковым. Бояре спросили: почему матери его, княгине Марье, меньше быть княгини Борисовой матери не можно? Пожарский привел множество случаев о чести и местах своего рода и ни одного – о чести и местах дворовых боярынь, как можно было бы ожидать от этого спора: ясно, что счеты о женских местах возникали не сами по себе, не были особыми самостоятельными придворными счетами и вполне зависели от общих местнических счетов, в которых женское место точно так же, как и мужское, становилось случаем, находкою.

Спор и суд не был вершен при царе Борисе и возобновился с лишком через 6 лет – уже при царе Василье Шуйском, и притом со стороны Бориса Лыкова, который объяснил, почему и суд не был окончен. В своей челобитной царю Шуйскому он писал: «А преж сего, при царе Борисе в 1602 и в 1603 годах князь Дмитрий Пожарской доводил на меня, Бориска, ему, царю Борису, многие затейные доводы, что будто я, сходясь с Голицыными да с князем Борисом Татевым, про него, царя Бориса, рассужаю и умышляю всякое зло. А мать его, княж Дмитриева, княгиня Марья, в те ж поры доводила