Город пробужденный - Богуслав Суйковский

А порой… порой эта мысль была еще мучительнее. Отсюда он отчетливо видел римские силы, наступавшие от больших цистерн. Немногочисленные, неожиданно немногочисленные. А внизу, в сторону порта, Сципион сгруппировал колонны лишь на трех улицах. В порту, между дрожащими столбами дыма, виднелись ряды римских галер, пришвартованных к берегу.

Может, и на этот раз Кадмос был прав? Народ в бою оказался непобедимой силой! Они бы прорвались в порт, захватили римские галеры, отрезали Сципиона…

Он с упрямством утверждался в своем мнении: «Нет, нет! Это безумие! Они бы лишь погибли быстрее! А так, может, еще боги…»

— Беги к Магарбалу! — приказал он, кивнув ближайшему гонцу. — Пусть готовится! Римляне собираются и сейчас на него ударят!

— А ты, — обратился он к какой-то девушке, которая хоть и взошла за ним на вершину храма, но теперь ослабела и, прикрыв глаза, оперлась о стену, — спеши к Кадмосу! На него готовится главный удар! Пусть скорее баррикадирует священную лестницу!

Девушка открыла глаза, с величайшим усилием выпрямилась и медленно, шатаясь, двинулась к лестнице. Гасдрубал с минуту наблюдал за ней. «С ней то же, что и со всем народом: она умирает от изнеможения, но, призванная к действию, все же находит в себе какие-то силы, рожденные лишь мощью духа. Об этом говорил Кадмос, советуя безумный, последний удар! Может, и вправду…»

Он снова отогнал навязчивую мысль. Теперь, во всяком случае, не о чем уже и думать! Теперь римляне выстроились, окружили холмы сильными колоннами, теперь не может быть и речи ни о внезапности, ни о прорыве их рядов! Остается лишь защищаться…

Он протер лоб и огляделся. Бои уже разгорелись на всех участках. В некоторых местах лишь римские лучники издалека осыпали стрелами защитников, которые отвечали слабо, ибо запасы стрел были уже на исходе. Разумеется, дети и женщины собирали вражеские снаряды и сносили их своим лучникам. И гибли при этом во множестве. О, там, та девушка! Верно, ранена в живот, вон как извивается! Но уже бежит другая! И этот старик… Боги, что за люди!

Однако на нескольких участках римляне сразу пошли в атаку, сомкнутыми, плотными рядами. К храму Эшмуна, на священную лестницу… Туда были брошены главные силы. Верно, отборные отряды! Кадмос разобрал несколько ступеней, из плит соорудил на полпути к вершине баррикаду, затруднив подступ… Что это? О, Эшмун, слава тебе! Римляне отступают! Склон холма усеян телами! Неужели сдаются?

Радость и воодушевление схлынули так же быстро, как и родились. Гасдрубал опытным глазом понял, что происходит. Это не отступление, а лишь маневр. С совершенным спокойствием, с точностью движений первые ряды римлян отошли назад, на их место выдвинулись свежие отряды и снова ударили по позициям карфагенян.

Через мгновение тот же маневр повторился еще раз.

Гасдрубал оценил численность римской колонны. Да, они могут сменяться хоть десяток раз, постоянно бросая в бой свежих людей! А у Кадмоса сражаются все те же! Надолго ли им хватит сил?

Силы! Вождь почти отчаянно рассмеялся. Он выхватил меч из ножен и вытянул перед собой. Почти сразу же клинок начал дрожать, сперва легко, потом все сильнее, а затем поник, невыносимо отяжелев, и воля уже была бессильна: она не могла приказать руке подняться…

Силы! Но ведь те люди сражались ночью, сражаются и сейчас, с рассвета! Откуда у них еще могут быть силы?

Он быстро принял решение и двинулся к лестнице. Нужно помочь Кадмосу и его людям. Нужно сменить сражающиеся отряды! Народ… нет, на священной лестнице нет места для битвы масс! Но Тигилас должен отдать свою драгоценную синтагму…

Он едва не столкнулся с каким-то запыхавшимся, окровавленным воином, вбегавшим наверх. Тот дышал с трудом, почти стонал, но заставил себя выдавить голос.

— Вождь! Римляне… Римляне прорвались… Бьют прямо по храму! Не… не удержим!

Гасдрубал тут же решился и изменил прежнее решение. Он кивнул одному из сопровождавших его юношей.

— Немедленно к Герастарту! Его отряд должен бежать сюда на помощь! А ты и ты, бегите в сады, во дворцы, везде, где собрался народ! Кто жив, кто может двигаться — на помощь! Сюда, к храму!

Он поспешно сбежал по винтовой, темной лестнице. Внутри храма он остановился, огляделся. Сознательно, всем усилием воли, он заставил себя не смотреть в тот угол, у колонны слева. И крикнул громко, почти спокойно:

— Слушайте меня все! Римляне атакуют этот храм! Кто может сражаться, пусть спешит на помощь воинам! Кто не может, пусть бежит! В сад у дворца суффетов! Живо!

Он выбежал, не взглянув туда, где прежде видел жену и сыновей. Теперь он позволял себе лишь одну мысль: остановить римлян, не дать им прорваться на вершину холма!

Своих близких он увидел лишь около полудня, когда в боях наступила короткая передышка. Римляне дошли до самого храма Эшмуна, сумели даже поджечь его, но все же были остановлены и снова отброшены. Гасдрубал знал, что это было последнее усилие. Он видел самопожертвование, безумие, видел, как люди добровольно бросаются на мечи и копья, лишь бы облегчить удар своим товарищам, но видел и слабость этих ударов, замедленные движения рук, отчаяние на почерневших, впалых лицах воинов. Уже никакая воля, никакой порыв не могли вернуть иссякшие силы.

Он шел по вершине холма, тяжело дыша. Налитыми кровью глазами, перед которыми все время плыли огненные, красные круги, застилая свет, он оглядывался по сторонам.

Поле битвы усеяно телами… Невозможно даже различить, кто здесь убит, а кто упал от изнеможения и уже не может двинуться. Местами — целые горы трупов! Женщины, старики, подростки… Дальше, у стен, в тени — группы живых! Еще живых! Сквозь дым, тяжелый и стелющийся теперь по земле, видно лишь, что они застыли в неподвижности крайнего истощения. Стон… Общий, рвущийся со всех сторон стон. Несмотря на грохот огня, несмотря на шум битвы, можно различить одно слово:

— Воды!

Гасдрубал понял. Эшмун, бог солнца, слишком любовно взирает в этот день на свой умирающий народ. Нестерпимый зной, редкий даже для этого времени года, казалось, сжигает мир и людей, измученных ночным поражением, а теперь — битвой, длящейся уже столько часов! Это сильнее человеческой воли! Самой сильной воли!

Он дошел до места, откуда была видна священная лестница, и болезненно застонал. Бой шел уже значительно выше, у самого края. Баррикада, наскоро возведенная Кадмосом, была уже взята —