Первая мировая война. История Великой войны, которая расколола мир и привела Европу к гибели - Джон Киган

и Бенешем, остались непреклонными. Их целью был причал Владивостока – тихоокеанского порта, откуда они рассчитывали отплыть во Францию. А пока бывшие военнопленные надеялись, что в пути их ничего не задержит.

Тем не менее 14 мая 1918 года этот путь был прерван. В Челябинске, на Южном Урале, возник конфликт между направлявшимися на восток чехами и венгерскими военнопленными, возвращавшимися на запад, в армию Габсбургов[656]. Причиной для столкновения стало разное понимание патриотизма: для чехов это была независимость Чехословакии, а для венгров – сохранение своего привилегированного положения в империи. Одного из чешских солдат ранили. Над венгром, который это сделал, устроили самосуд, а когда вмешались местные большевики, пытаясь восстановить порядок, чехи взялись за оружие и заявили о своем намерении использовать Транссибирскую железную дорогу исключительно в нужных им целях. Чехословацких военнопленных было около 40 000 человек, и их организованные отряды находились в пути по всей железной дороге, от Волги до Владивостока. Чехи решили – справедливо, – что большевики хотят разоружить и дезорганизовать их. Командовал ими Рудольф Гайда – офицер энергичный и яростно настроенный против советской власти. Словом, они вполне могли запретить пользоваться железной дорогой для любой другой цели, кроме их транзита. И вскоре запретили[657]. Потеря Транссибирской магистрали стала для большевиков серьезным ударом, поскольку именно железные дороги использовались ими для захвата и удержания власти. Однако худшее было еще впереди. Чехи, сначала придерживавшиеся нейтралитета в конфликте большевиков с их внутренними врагами, провели несколько локальных операций по захвату восточных участков железного пути, что косвенно способствовало свержению советской власти в Сибири: «…к середине лета 1918 года большевики потеряли и Сибирь, и Урал [то есть бо́льшую часть территории России]»[658].

Тем временем союзники, заинтересованные в передислокации чехословацкого корпуса на Западный фронт, стали помогать чехам деньгами и оружием. Они высказывали горячее одобрение войскам, которые неожиданно решили не покидать Россию, пока не нанесут Советам смертельный удар. Антибольшевистские силы, к которым относилась армия самопровозглашенного верховного правителя России адмирала Колчака в Сибири, Добровольческая армия Деникина, а также формирования донских и кубанских казаков, воодушевились успехами чехов и снова включились в борьбу. Явная общность мотивов, которыми все они руководствовались, стала достаточным основанием для того, чтобы союзники начали помогать и им. Изначально западные державы и не думали делать советскую власть своим врагом, и на то были веские причины – искренняя враждебность большевиков к немцам, австрийцам и туркам, которых они считали оккупантами, желавшими захватить исконно русские земли. И тем не менее к концу лета 1918 года союзники оказались в состоянии войны с правительством большевиков, поскольку поддерживали контрреволюцию в Сибири и на юге страны, а также сами организовали интервенцию – британцы на севере, французы на Украине, японцы и американцы на Тихоокеанском побережье.

Образовался еще один, второстепенный, фронт Первой мировой войны. На севере России франко-британо-американская коалиция под командованием британского генерала Эдмунда Айронсайда – будущего начальника имперского Генерального штаба армии и предполагаемого прототипа Ричарда Ханнея, героя необычайно популярных шпионских романов Джона Бакена, – заключила союз с местными эсерами, противниками большевиков, и отодвинула линию своей обороны больше чем на 300 километров к югу от Белого моря. Зиму 1918/19 года Айронсайд переждал на Северной Двине. Большевики собирали силы, чтобы дать коалиции отпор[659]. Айронсайд тем временем формировал славяно-британский легион – русские подразделения во главе с британскими офицерами, получил подкрепление – итальянские части и заручился поддержкой финнов, стремившихся захватить часть русской территории (от этого намерения им пришлось отказаться). Генерал согласовывал свои действия с командованием британских экспедиционных сил на Балтике, в том числе с представителями военных миссий, прикомандированными к милицейским формированиям Латвии и Эстонии (в них служили лучшие солдаты, которыми ему когда-либо приходилось командовать, как скажет впоследствии будущий фельдмаршал Харольд Александер), а также балтийской эскадрой, возглавляемой контр-адмиралом сэром Уолтером Кованом[660]. Летом 1919 года торпедные катера Кована потопили в гавани Кронштадта два русских линкора, составлявшие основу флота нового Советского государства[661]. В декабре 1918 года Франция отправила свои войска (в их составе были также польские и греческие подразделения) в Одессу и Севастополь – крупнейшие порты Черного моря. Французы попытались сформировать местные части под командованием своих офицеров, поссорились с белыми и попытались вести боевые действия против красных, но безуспешно[662]. Во Владивостоке в августе 1918 года высадились японские и американские войска, чтобы помочь эвакуировать чехословацкий корпус. Затем туда прибыл генерал Морис Жанен – начальник французской военной миссии при правительстве адмирала Колчака, основной задачей которого в это время была передислокация чехословацких войск в Европу для пополнения сил союзников на Западном фронте. К слову, британцы поставляли Колчаку много вооружения. Японцы продвигались к озеру Байкал. Американцы остались на месте. Ни те ни другие в России не задержатся, а вот чехи, которым союзники пришли помогать, вырвутся из России только в сентябре 1920 года[663]. Таким образом, единственным результатом интервенции на Дальнем Востоке стал тот факт, что Советы получили еще одно подтверждение враждебной им политики Запада.

Парадоксально, что на самом деле эта политика не имела ничего общего с антибольшевизмом. 22 июля 1918 года британский премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж на заседании Военного кабинета сказал: «Британии безразлично, какая власть установится в России: республика, большевистское государство или монархия»[664]. Есть основания полагать, что президент Вильсон был с ним согласен. Эту точку зрения какое-то время разделяли и французы. До апреля 1918 года французский Генеральный штаб возражал против помощи антисоветским силам, так называемым патриотическим группам, на том основании, что они по классовым мотивам приветствовали немецкие оккупационные войска, тогда как большевики, которые были «обмануты Центральными державами и, возможно, осознали прошлые ошибки»[665], по крайней мере, обещали продолжить борьбу. Впоследствии Франция изменила свои взгляды и заняла наиболее жесткую антибольшевистскую позицию среди всех союзных держав. Тем не менее весной 1918 года и Британия, и Америка надеялись, что большевиков можно будет использовать для восстановления Восточного фронта, боевые действия на котором ослабят давление на западе, грозившее союзникам поражением. Одновременно они рассчитывали, что чехословацкий корпус начнет наступление на востоке. Но союзники оказывали все большую поддержку Белому движению. Этот факт впоследствии позволил Ленину и Сталину обвинить их в том, что они с самого начала проявили враждебность к Советам. В действительности союзники, которым было важно любым способом отвлечь немецкие войска от решающего наступления во Франции, не совершали никаких антибольшевистских акций до середины 1918 года, когда Советы отказались от своей первоначальной антигерманской политики и ради сохранения власти стали принимать помощь немцев.

До июля немцы, как и союзники, не могли решить, какую из противоборствующих российских сторон им выгодно поддержать. Армия, боявшаяся проникновения с фронта «красной заразы», настаивала на «ликвидации»