Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин

дурна никакого и хитрости над государевою казною не чинить; всего государского беречь с великим раденьем и с опасеньем и подвоху над казною никакого не учинить; и что видячи над своею братьею какое дурно и о том начальным людям извещать, и с своею братиею дневать и ночевать по очереди; и без указу никуды не съехать и взем жалованье, не заслужа, не снесть и не сбежать и от чину, не бив челом государыне, собою не отстать; а буде определяемый что сделает противное этим статьям, то, писали поручики, на нас, поручиках, пеня, а пени, что государь укажет, взять на том, кто нас поручников будет в лицах, – наши поручиковы головы вместо его головы».

Вообще дворцовое бесчинство и особенно воровство наказывалось, во всяком случае, довольно строго. Однажды в мае 1688 г. портной мастер царицына чина Михайло Сергеев отрезал у двух царицыных подножий (род ковров) несколько соболей. Украденное он продал на Красной площади и денег взял всего две гривны. Дворцовая подозрительность проснулась; поднялся розыск, допытывались, с какою целью были отрезаны соболи, не мыслил ли вор какого зла на государское здоровье. Это нужно было знать тем более, что подножья принадлежали царице Наталье Нарышкиных, а тогда с этой стороны всего опасались от другого царского рода – Милославских. Розыск, однако ж, кроме простого воровства, ничего не открыл. За воровство портному была следующая сказка: «Мишка Сергеев! Будучи ты в Мастерской палате в портных мастерах, своровал государского достояния, от дву подножий соболи обрезал, и в том в твоем воровстве винился, и за то твое воровство великая государыня благоверная царица и великая княгиня Наталия Кирилловна указала бить кнутом и от чину отставить и впредь у государских дел нигде не быть». Вследствие этого указа июня 19-го он бит кнутом перед дворцом «за Куретными вороты, дано 30 ударов».

Обыкновенный способ исправления нравственности дворовых служителей и других меньших чинов состоял в том, что их отправляли, особенно за пьянство, под начал в монастырь, по большой части в Москве в Покровский, что на Убогих Домах, или в один из отдаленных северных. Так, в марте 1666 г. царицыны крестовые дьяки Михайла да Мартин Протопоповы были сосланы под начал: первый – в Убогий Дом, а другой – на Вологду в Каменный монастырь с наказом держать под крепким началом, к церковному пению приходить и всякую работу работать. Эти крестовые могли быть сосланы и за раскольничьи мнения.

Такому же подначальному монастырскому исправлению подвергались в своих проступках и лица женского чина. Их ссылали под начал обыкновенно в Хотьковский монастырь, а иногда и в более отдаленные монастыри: в Успенский во Владимире, в Суздальский Покровский. В 1658 г. августа 4-го сослана в Хотьковский монастырь комнатная Евгения Шишкина, возвращенная оттуда на другой год в мае. В 1694 г. июня 17-го сослана в Володимир одна постельница при следующей грамоте: «В Володимер в Успенский девичь монастырь игуменье Феодосии с сестрами. Послана к вам от нас (государей) из комнаты царевны Марии Алексеевны под начал постельница Ирина Протопопова за ее бесчинство и пьянство; и вам бы ее дать под начал в келью старице княжне Максимилле Шеховской под крепкой начал и велеть ей ходить к церкви ко всякому пению и в келье поклоны класть, как чин монастырской надлежит; и после церковного пения быть у монастырской всякой работы; и с монастыря ее не спускать и хмельнова ничево не давать; а буде она в чем не послушна будет, и ее смирять, как чин монастырской надлежит».

Монастыри, таким образом, в старом нашем быту имели для правительства весьма важное значение как места исправления всяких худых нравов, худых мыслей, всякого самомнения и даже в случаях, когда кто-либо совсем лишался ума. В 1673 г. июля 6-го царю Алексею била челом некая вдова Анютка Фомина: «Сынишка, государь, мой, Ивашка Степанов, будучи при твоей царской милости великия государыни царицы и великой княгини Натальи Кирилловны в Мастерской палате в портных мастерах, и в нынешнем, государь, во 181 г. после Светлого Христова Воскресенья за грехи мои залежал, и в скорби своей по грехом во уме порушился, меня не слушает и в домишку всякое неистовство чинит и пужаетца и бегает; а я, бедная, с невесткою своею, а с его женою – людишка одинакие, приберечь его и смирить некому, и не слушает. Милосердый государь! Пожалуй меня, бедную беспомощную рабу свою, вели, государь, его, сынишка моего Ивашка, сослать под начал в монастырь ко Всемилостивому Спасу на Новое, по коих мест Господь Бог во уме его утвердит, чтоб мне, бедной, от сынишка своего в позоре не быть и ему б, сынишку моему, впредь твоей царской милости не отбыть. Царь государь, смилуйся, пожалуй!» Государь указал сослать его в монастырь Покрова Богородицы, что на Убогих Дому, с наказом: «Велеть держать его под крепким началом и отдать его старцу воздержательному, и велеть ему ходить к вечерни и к заутрени и к литоргеи по вся дни, а вина б, и пива, и меду к нему никто не приносил».

Царицын младший женский и мужской чин, именно постельницы, мастерицы, портомои, мастеровые люди, дети боярские и пр., был поселен особою слободою, которая была расположена подле Никитского девичьего монастыря между улицами Никитскою и Смоленскою, ныне Воздвиженкою, и называлась Кисловкою. Это название и теперь сохраняется в тамошних переулках. От жившего здесь царицына чина самая улица Никитская именовалась иногда Царицыною. По всему вероятию, заселение Кисловки дворовыми людьми царицы относится еще ко временам великих князей, т.е. по крайней мере к концу XV в., когда Кремль был перестроен и слободы по Неглинной переставлены на новые места. Слободская земля была государева и раздавалась под дворы, смотря по надобности в известном размере. С течением времени с умножением населения и с переходом дворов от одного владельца к другому дворовая мера в иных случаях дробилась, отрезывалась на части, а иногда прирезывалась, получала больший размер против настоящего, что всегда между жителями возбуждало споры и ссоры. Каждый, особенно из вновь приходящих, требовал для себя законной меры, жаловался на соседа в неправильном владении даже одною саженью. По тесноте помещения, конечно, и одна сажень была дорога, а тем более если и от этой малой меры зависело удобство или неудобство в расположении разных хозяйственных построек. К тому же многие из царицына чина жили в разных местах по Москве и просили поместить их также в Кисловке, т.к. она была ближе ко дворцу, да и место было казенное, следовательно, для служащих по праву даровое. Для удовлетворения таких челобитий, для прекращения жалоб и