Пепел - Павел Васьков

поскорее убраться отсюда. Пробираясь от фонаря к фонарю, перейдя через сотню мостов, я вышел к мосту Риальто. Добраться от него до главного вокзала было совсем просто, если, конечно, ваш разум не был помутнен, вследствие того, что полчаса тому назад перед вашими глазами сгорел заживо человек и сотни неупокоенных душ просили вас о помощи.

Зайдя в здание вокзала, я увидел полицейский отряд. Девушка в форме подозрительно посмотрела на меня. «Это конец!» – подумал я. Я решил не терять времени и ошеломил её первым. На корявом итальянском я спросил у неё, как найти стоянку такси. Просканировав меня с головы до ног, она указала в сторону автостоянки. Я постарался не показывать виду и пошел спокойный шагом. Книга, выскользнула у меня из-под куртки и упала в трех метрах от девушки полицейского.

Я продолжил шаг.

– Signore! – я обернулся, – Tuo libro. – Она протянула мне книгу.

Я потянулся за книгой, и несколько секунд мы стояли вместе, удерживая её. Тогда я улыбнулся ей и сказал:

– Grazie!

Где-то вдалеке светили множество окон. Большая итальянская семья садилась за традиционный совместный ужин. Глава семейства разливал вино по бокалам. Хозяйка варила огромную кастрюлю спагетти. Мысленно я сидел вместе с ними, наслаждаясь домашним уютом.

По-английски я попросил таксиста отвести меня до ближайшего городка, где была недорогая гостиница.

– Padova! – предложи он.

Я одобрительно махнул рукой, не имея ни малейшего понятия о том, куда он собирался меня отвезти. Сейчас мне было абсолютно все равно, куда бежать, и я готов был ехать с ним хоть до самой Сицилии.

В такси я понял, что сильно проголодался. Последний раз я обедал рано утром, двумя кусочки ветчины, которые закинул в рот, выбегая из гостиницы. Расплатившись с таксистом, я вышел из машины и осмотрел гостиницу. Вывеска над входом гласила «LA SARDINA». Внутри меня встретила приятная молодая девушка. Я взял самый дешевый одноместный номер на одну ночь и пошел наверх. Поднимаясь по лестнице, устланной коврами, я разглядывал многочисленные фотографии на стене. Судя по всему, владельцем гостиницы был бывший рыбак, накопивший достаточно денег на покупку этого здания. На одном из снимков была запечатлена молодая семья на фоне рыболовецкой лодки. Девочка на снимке с черными глазами напоминала девушку на ресепшене. В коридоре висели изображение различных рыб. Атмосфера соответствовала названию. Я закинул вещи и немного растянулся в кресле. Сил не было даже дойти до ванной, не то чтобы выйти на поиски пропитания.

Но голод переборол усталость. Я взял с собой только немного денег и ключ, оставив куртку в номере, спустился и вышел на улицу. В конце улицы виднелось некое оживление. «Значит, там точно есть еда», – подумал я и оказался прав. Возле пиццерии толпилась молодежь. Я зашел и заказал Quattro Formaggio. Работник, по виду араб, принял заказ и начал мять один из подготовленных заранее кругляшей из теста. Двое молодых людей зашли следом за мной и поздоровались с хозяином. Я наблюдал за ними, пытаясь угадать их национальность, когда вдруг пиццер что-то спросил у меня. Я отрицательно помахал рукой, давая понять, что не понимаю его. В разговор вмешался один из парней:

– Take away or eat here? – сказал тот с турецким акцентом.

– Away please! – ответил я.

Мне завернули пиццу в красивую коробку с изображением счастливого рыжего мальчугана. Я отблагодарил пиццера и молодого парня, помогшего мне:

– Thanks a lot!

– Всегда пожалуйста! – ответил он по-русски с ещё большим турецким акцентом.

Я улыбнулся и удрал прочь. Эти минуты до гостиницы я не мог думать ни о чем, кроме пиццы, которую бережно нес в руках.

В гостинице я в четыре захода слопал вкуснейшую пиццу, разобрав вкус каждого из четырех сыров. Затем я прилег, чтобы немного отдохнуть. Позднее я понял, что сегодня уже не смогу подняться с кровати. Я положил книгу и пачку денег – самое дорогое, что у меня было на тот момент – под подушку и погрузился в сон.

Глава четвертая

В непроглядном тумане я шел на голоса. Среди всех выделялся один, самый звонкий, женский голос. Он направлял меня. Показался силуэт человека. Я приблизился. Это всего лишь фонарный столб. Провисший провод уходит в неизвестность. Я иду за ним. Старый деревянный дом. Окна разбиты. Двери выломлены временем. Голос предупреждает меня. Не входи. Я вхожу. Люди ушли отсюда. Я поднимаюсь на второй этаж. Жилая комната. Возможно, здесь кто-то был не так давно. Я убираю накрытое зеркало. Голос говорит мне не смотреть в зеркало. Но желание сильнее. Я смотрю. Никого. Даже меня. Я смотрю вновь и вновь. Никого не появляется. В последний раз я поворачиваю голову и смотрю. Он здесь. Он пытается встретиться со мной взглядом. Я отвожу глаза. Я не должен смотреть ему в глаза. Но я хочу увидеть. Кто ты?

Я проснулся от сильного желания опустошить свой мочевой пузырь. Прежде чем встать с постели, я проверил, на месте ли книга и деньги. Успокоившись, я справил нужду и открыл ставни. Через дорогу дружно стояли несколько двухэтажных разноцветных домов, словно книги на книжной полке. По улицам пролетали жужжащие мопеды, хозяин кафе напротив выставлял столики и стулья на улицу. Я включил свет в номере и решил проверить, не осталось ли кусочка пиццы со вчера. Надежды не оправдались. Нужно было составить дальнейший план действий.

Заглянув в книгу, я не увидел ничего нового. В голову начали забредать новые мысли. Сегодня вечером меня ждал обратный рейс в Петербург. Я бы мог просто оставить книгу здесь, взять наличные и вернуться в родной город, попутно заскочив к моей сестре на озеро Гарда с извинениями. Я представил, как плету массу всяких небылиц о том, как я увлёкся одной девицей, и все прочее. Но теперь я якобы осознаю, каким негодяем я был. В конце исповеди я преподношу молодоженам подарок, работу известного современного итальянского сюрреалиста, которую я купил в одной галерее современного искусства по пути к ним. На картине изображен ангел из треугольников и ромбов, который символизирует меня. Его распростертые руки просят о великом прощение. В глазах горит абсолютная осознанность проступка. Во второй части картины изображен фалосовидный предмет, или что-то вроде него, как символ того, что художник хочет остаться непонятым.

Я начал собирать вещи, с пониманием того, что нужно куда-то идти, но куда абсолютно не понятно. На стене напротив кровати на меня смотрела рыба. Очередная картина под стиль отеля, где я остановился. Это была щука, которая попалась на