Лахайнский полдень - Алексей Анисимов

и, кивнув на карту, спросил: «Где вы здесь?» Я молчал. Он продолжил: «Правильно. Вас здесь и нет! Вы чужой, враждебный нашей стране человек. Гайдзин!» Это слово он произнес с таким видом, словно проглотил лягушку. Я сразу подумал: что за мерзкое словечко? Оказалось, «иностранец». Всего-навсего…

Куро повернулся и добавил: «Как бы ни старались ваши новые друзья тут, вы полетите домой. На том берегу вам уж устроят теплый прием». Он сразу вышел из кабинета. Переводчик чуть задержался и шепнул мне: «Вы сильный человек. Я это уважаю». С ним мы больше не виделись…

Глава 7

– Издеваться над человеком, который чудом выжил в шторме и прошел сквозь заброшенные чертоги под землей?! Это уже за гранью! – Светлана кипела от возмущения.

– Вы потом встречались еще с этим Куро? Он же не мог просто так вас отпустить? – спросил Семён, нахмурившись.

– Да… к сожалению. И не один раз. – Асахи чуть поморщился. – Думаю, мы еще не закончили.

– То есть неприятности с ним продолжаются? – удивилась она.

– Я не видел его с тех пор, как уехал в Токио. Может, и к лучшему… – он задержал взгляд на бокале и процедил: – Для него…

– А что случилось после той статьи? Расскажите! – Свету распирало от любопытства.

Асахи взглянул на нее, и на лице промелькнула сдержанная, но живая улыбка.

– Потом был суд. Я рассказал всё так же, как и раньше. Слово в слово. Был уверен, просто формальность. Сейчас поставят точку и посадят. Но оправдали. Все обвинения сняли. Ну, почти все, – он усмехнулся. – Меня переселили в гостиницу за счет государства. А Рита-сан не исчезла, осталась рядом. Начала с нуля. Уже не как с задержанным – как с человеком. Помогала с бытом, языком, традициями. И, главное, с бумагами для отправки меня домой.

На свободе я начал видеть страну иначе. Жил в гостинице, ходил по улицам, общался с людьми и в какой-то момент поймал себя на мысли: мне здесь спокойно. Ни страха, ни настороженности. Просто нормально.

Рита-сан это почувствовала и как-то сказала осторожно: «По местным законам, если человека выбросило на японский берег после кораблекрушения, Япония обязана дать ему убежище». Я не поверил. Но она утверждала, что такой закон есть.

– Я тоже слышал что-то об этом, – оживился Семён.

– Такого закона не было. Никогда. Японцы вообще к чужим относятся настороженно. Особенно раньше. В старых фильмах даже показывали, как иностранцев убивали прямо на берегу. Варили в котлах живьем. Правда это или легенды, не знаю.

Рита-сан нашла местного юриста, который составил прошение. Суть простая: если отправят обратно, дома меня ждет тюрьма. Может, и хуже. Измена родине – обвинение серьезное. Со мной может случиться всё что угодно. А репутация Союза в Японии, сами понимаете… Объяснять особо никому не надо.

Приложили даже ту газетную статью. Первую, где вообще упомянули мое имя. Но прошение двигалось медленно. Бюрократия в Японии – отдельная тема. А мое дело еще и с пометкой «особое». Но, честно говоря, я и не торопился. Только подумать: мне восемнадцать, я из Союза, а сейчас в Японии, живу в гостинице за их счет. Вроде как беженец, а по факту отпуск с полным пансионом.

– Но вам и пришлось пройти через многое, – сказала Светлана. – Такой прием вы заслужили сполна.

Асахи кивнул. Те дни остались в памяти как самые наполненные. Он жадно впитывал новое, как будто наконец-то начал жить. Японский язык перестал пугать, местные обычаи уже не казались такими странными. Всё чаще возникало ощущение: здесь ему по-настоящему хорошо. Он хотел быть частью этой страны, и она, кажется, постепенно принимала его.

– Где-то через полгода приходит первое решение от миграционной службы. Пока не право остаться, только бумага со списком условий. Выполняешь, можно двигаться дальше.

Условия разные. Часть – понятные. Часть – спорные, но объяснимые. А были и совсем странные. Например, оплатить штраф за неуплаченную пошлину… за судно. Мое весло так и числилось как маломерное судно, зашедшее в порт. Пока шло судебное дело, набежали пени. А за пени – штраф. Мы с Ритой-сан посмотрели друг на друга и поняли: проще заплатить, чем доказывать.

– Абсурд: еще не гражданин, а уже должник! – рассмеялся Семён. Он поднял бокал, глядя на Асахи: – За первое в мире судно-весло! Надо было патентовать.

Асахи усмехнулся, словно только сейчас понял, насколько это было странно.

– Формально я мог подать заявление как человек, «рожденный на территории Японии». Закон такое допускает. Только я родился не в роддоме, а сразу взрослым. И не в рубашке – а с веслом. Зато у меня была мама. Почти настоящая, Рита-сан. Она и придумала мне новое имя…

– Асахи? – уточнила Света.

– Да. Когда я рассказал ей всё: про тот зал с лепестками на потолке, про свет, про то, как солнце спасло меня под землей, она долго молчала. Потом просто сказала: «Значит, ты – Асахи». Восходящее солнце. Мы и вписали это имя в анкету.

– А какое у вас было имя до этого? – поинтересовалась Света.

Он чуть улыбнулся. Но не ответил. Несколько секунд просто смотрел в сторону. Потом спокойно сказал:

– В японском языке нет одиночных согласных. Почти все слоги: звук плюс гласная. Поэтому любое наше имя звучит ломано. Неестественно даже для меня уже.

– А Рита-сан – нормально звучит по-японски? – поинтересовался Семён.

– Скажем так, ей повезло. Имя почти не требовало изменений. Ни ломки, ни адаптации. А вот мне пришлось привыкать. Хотя и не совсем, – Асахи вдруг улыбнулся. – Ведь мое новое имя по значению совпало со старой фамилией. В то время я ее еще носил…

Семён удивленно поднял брови:

– У меня в школе был лучший друг – Солнцев! Кирилл Солнцев.

Асахи вздрогнул. Светлана заметила, как в нем будто что-то щелкнуло. Лицо стало неподвижным, глаза застыли. Он не произнес ни слова, но она и так поняла: имя это он знал. И знал слишком хорошо.

А Семён продолжал, не замечая:

– Мы с ним с первого класса сидели за одной партой! Сто лет, правда, не виделись. Интересно, как он. Приедем – позовем его в гости, да, Свет?

Она машинально перевела взгляд на мужа, а когда снова посмотрела на Асахи, тот уже снова держался ровно. Лицо вернуло прежнюю непроницаемость – за этот миг он успел подавить что-то внутри. Слегка покачав головой, будто соглашаясь с Семёном или просто отводя внимание от чего-то, он медленно продолжил:

– А мне, чтобы остаться, требовалось выполнить еще множество условий. И одно из них – ключевое.