Орловский и ВЧК - Владимир Черкасов-Георгиевский

Вообще, держится браво, на нас только что не плюет, хоть сейчас ее к стенке. Сегодня задержанная, наконец, заявила, что из официальных лиц, которые в Петрограде могут подтвердить, кто она, это ты.

— Хорошо, пойдем, поглядим.

Они прошли к одиночной камере, где находилась Мура. Орловский заглянул туда в глазок, полюбовался графиней, посиживающей на нарах с таким видом, будто проснулась в будуаре Зимнего дворца.

— Это действительно Мария Ипполитовна Бенкендорф, — сказал он. — Знаю ее, потому что привлекал свидетельницей по делу об охтинской банде так называемых попрыгунчиков. Помню и ее соболью муфту, на которую гражданка Бенкендорф вполне могла выменять по неопытности в таких делах фальшивые продуктовые карточки. — Резидент пошире, подружелюбнее улыбнулся. — Да отпусти ее, как можно такую красавицу держать взаперти. Ежели не слыхал, она была в Москве любовницей самого главаря «заговора послов» Локкарта, по его делу уже там арестовывалась, освободил ее лично товарищ Петерс. Гляди, чтобы с Лубянкой у тебя не оказалось недоразумений.

Целлер пристально взглянул на него.

— Это уже не твоего ума дело, Бронислав Иванович.

Он окликнул выводного по коридору охранника, приказал открыть дверь камеры и освободить арестантку подчистую.

— На выход с вещами! — тягуче закричал выводной в открытую дверь.

Мура, придерживая манто тем же царским жестом, что приподнимала его у Орловского в кабинете, вышагнула из камеры, высокомерно глядя на мужчин лучистыми глазами. Остановила взгляд на Орловском с певуче вытолкнутыми грудным голосом словами:

— Очевидно, это вас я должна благодарить за свое освобождение?

Целлер кивнул:

— Именно товарища комиссара. Вы свободны, и впредь постарайтесь приобретать карточки не у проходимцев, а как положено.

Графиня Мура ответила ему летучим движением бровей, выражающим раздражение и пренебрежение. В тюремном коридоре она вела себя будто на паркете лучшего петербургского дома, причем двигала плечами, словно потягиваясь, оправдывала кошачье прозвище.

Она вдруг поощрительно взяла Орловского под локоть, как после бала выбирая провожатого домой. И его высокородие, не готовый к эдакой выходке в самом нутре ПетроЧеКи, невольно принял жест графини, прижав ее ручку.

Целлер словно ждал чего-то выдающего таинственную СВЯЗЬ душ, породы ЭТИХ ДВОИХ, и расплылся в ядовитой улыбке, потирая лапы, балаганно провозгласил на прощание:

— Совет вам да любовь!

* * *

На улице Мура не дала и слова вымолвить Орловскому, воскликнув:

— Бронислав, проводите меня домой, это неподалеку!

Как узнал Орловский еще в прошлый раз, Мура жила тут невдалеке от Эрмитажа в квартире генерал-лейтенанта Мосолова, бывшего начальника канцелярии Министерства Двора и Уделов.

Они отправились туда, и на морозе Мура, обдавая паром из полуоткрытого рта с жемчужными зубами, шептала Орловскому прямо в ухо:

— Как гнусно изнывать в кутузке! — Она сладко жмурилась, восклицая: — Не верится, что сейчас смогу догола раздеться и отмыть грудь, живот, ноги.

Он поневоле представлял себе то, что перечисляла графинюшка. Вспоминал, что именно с ванной и тоже в пост началось у него весной с Мари Лисовой.

«Боже! — будоражили Орловского совпадения, не сулящие ничего хорошего. — И обеих зовут Мариями».

Огромная генеральская квартира с высоченными потолками была уплотнена чужими людьми, Мура жила в комнате за кухней, где когда-то находилась прислуга. Они прошли туда длинным коридором, чуть не упав на невидимый в темноте раскрытый сундук, со звоном ударившись о выставленный таз. Пересекли кухню, где две пучеглазые бабы у коптящих керосинок прервали крикливый разговор и замерли при виде Муры, умудрившейся вернуться с Гороховой, да еще под ручку явно с комиссаром.

В своей комнате-пенале, где не было окон, Мура зажгла повсюду свечи в канделябрах. Она запросто говорила Орловскому, будто он надоедал ей когда-то визитами в Петербурге вместе с де Экьюпаре:

— Из прежней квартиры в Петрограде прошлой зимой меня вышвырнули на улицу. Представьте, как мне повезло, что тут же на Морской я встречаю Александра Александровича Мосолова. Ах, я его прекрасно знаю по военному госпиталю имени одной из великих княгинь. В 1915-16-ом годах, пройдя ускоренные курсы сестер милосердия, я в нем работала со многими высокопоставленными дамами в косынках и с нашитыми на грудь красными крестами. Генерал Мосолов был одним из руководителей госпиталя… А в Москве с господином Локкартом мы жили в очень приличной квартире у Арбата в Хлебном переулке. Но теперь я птица другого пера, — перевела она, как княгиня Бетси Тверская в «Анне Карениной», на русский язык буквально иностранное идиоматическое выражение.

Орловский подумал, что за два года жизни в Англии у Муры не могла естественно появится эта манера говорить и сильный английский акцент. Скорее всего, в беспредельном желании быть оригинальной и эксцентричной, как ее прабабушка, «Медная Венера», графиня искусственно усвоила его.

В комнате было два удобных мягких кресла, карельской березы резной буфет, обеденный стол и туалетный столик, уставленный изящными безделушками. В центре — огромная оттоманка, покрытая ручной работы тонким узорчатым ковром, свисающим до пола.

Как лакею сбросила манто Орловскому на руки Мура и оказалась в плотно облегающем ее платье, подчеркивающим рельеф прекрасных бюста, бедер.

— Бронислав, — она заявила, — я оставляю вам выпить, пока я приму ванну. Располагайтесь без церемоний, пожалуйста.

Орловского в комиссариате ждали неотложные дела, но он и не вздумал отнекиваться. Графиня поставила на стол бутылку коньяка с рюмками и коробку шоколадных конфет, вышла. Он сел туда, оглядывая комнатуху, думая, что не такой уж Локкарт первосортный джентльмен, раз, убегая из России, оставил свою Муру без средств на жизнь. Иначе бы она не жила здесь и не расплачивалась соболями за карточки у первых попавшихся на улице.

Резидент, слушая перебранку на кухне, ловил себя на том, что ему чудесно и в этой обители Прекрасной Дамы. Как давно он не сиживал в двух шагах от постели за коньяком, который словно и подан на случай, чтобы потом визитер не мешкал. И Орловский налил полную рюмку, вытянул ее до дна. Стал жевать конфету, вспоминая дам, которых когда-то ожидал вот так же после того, как «случайно» провожал домой еще в Империи.

«Фу, дьявол, — осек он чепуху, — ну что за фантазии! Как можно этак в отношении совершенно неизвестной мне женщины?»

Тем не менее, его высокородие налил еще коньяка, уже с усмешкой думая, что оказался в диких каких-то обстоятельствах для его положения. Комиссар Нарко-мюста пил с утра в прикухонной комнатенке только что выпущенной из ЧеКи графини, связанной с делами убийц-попрыгунчиков и «заговора послов»!

После этих умозаключений Орловский снова выпил, и почувствовал себя превосходно, словно именно так давно жаждал расковаться от жгущих его день и ночь забот-хлопот.

Он едва ли не рассмеялся дальнейшей канители веселеньких соображений: «Да ведь