Дракон из черного стекла - Джим Чайковски

колеблется, но если его верховный министр прознает, что данный корабль – с Фенном на борту, – это тот самый корабль, за которым охотятся силы Халендии, то этот ублюдок наверняка склонит чашу весов против нас.

Дарант выпрямился.

– Тогда нужно сваливать отсюда, пока этого не случилось.

Джейс поднял голову, покосившись на Крайша.

– Карта, которую мы раздобыли… Нам нужен Фенн, чтобы изучить ее.

Грейлин лишь отмахнулся.

– С этим можно подождать. Нам надо срочно сниматься с якорей. И для начала добраться до некрополей на границе Пустоземья. До этого ваша карта нам не понадобится.

Никс выдохнула, хотя и не сознавала, что затаила дыхание. Она проследила за взглядом Грейлина, устремленным за окна, но сама смотрела на запад – туда, где их опять подстерегали серьезные опасности. Тогда, в Студеных Пустошах, они победили Паука – всего-навсего простого Корня, да и то успевшего тронуться умом за долгие века. Но этот Паук успел дать им предостережение касательно того, что ждет их в Пустоземье. Расположенную там вторую турубью охраняла могущественная Ось – представительница той же касты, что и Шийя – вместе с небольшой армией ревн-кри.

Никс не испытывала страха перед этим испытанием, лишь облегчение. Долгое путешествие вкупе с ожиданием отягощали ее, не давали спать много ночей. И хотя многое еще оставалось неизвестным, в одном она была уверена.

«Даже если это потребует всех наших жизней, мы не имеем права потерпеть поражение».

И все же Никс знала, что это бремя лежит не только на ее плечах. Она обратила свой взор на восток. Еще один из ее сотоварищей нес не меньшую ответственность – и, хотелось надеяться, был полон такой же решимости выполнить свой долг. Никс не знала, перед кем стояла более сложная задача. Но находила некоторое утешение в том, что как минимум одно бремя ее плечам уж точно не грозит.

«По крайней мере, мне не придется убивать собственного брата».

Часть II

Стены и волноломы

Незавидна судьба изгоя, нашедшего путь домой! Ибо и дом уж не тот, что прежде, и изгнанный из него. Куда как лучше, лучше для всех, совсем другую, новую дорогу ему избрать.

– Мудрость, найденная в «Диалогах» Неффрона Меньшого

Глава 8

Канте ри Массиф – верховный принц Халендии и венценосный супруг-консорт императрицы Южного Клаша – склонился над поручнем и вывалил содержимое своего желудка за борт корабля. За все свои восемнадцать лет он так и не научился переносить морские путешествия. Или, может, его мутило от напряжения, вызванного этим возвращением домой…

Вытерев губы, Канте хмуро обозрел приближающуюся береговую линию.

Несмотря на полдень, гавани Азантийи окутывал густой туман, сквозь который тускло просвечивали огни фонарей и осветительных горшков. Город за портом поднимался рядами холмов, ведущих к Венцу Вышнего Оплота, дворцу и цитадели нового короля – брата-близнеца Канте, Микейна. Высокие стены цитадели ярко светились, пронзая туман. Канте представил себе ширину опоясывающих его парапетов, которые образовывали солнце с шестью лучами – часть герба венценосного семейства Массиф.

«Символа моей семьи…»

Глядя на свой бывший дом, Канте сглотнул подступившую к горлу желчь. Глубоко вдохнул соленый воздух, чтобы прочистить мозги. Брата его в данный момент в королевской резиденции не было – Микейн перебрался в поместье своей супруги, расположенное на холмистых равнинах Тучноземья на северо-востоке страны. Леди Миэлла – королева Миэлла – по слухам, опять ждала ребенка. Уже третьего. Канте мог лишь представить себе радость Микейна. Король просто обожал своих первенцев – близнецов Отана и Оллу, мальчика и девочку.

«Мои племянница и племянничек…»

Детям было уже по девять месяцев, но Канте никогда их не видел. При мысли об этом кольнуло сожаление. Он молился, чтобы Микейн не стал натравливать одного близнеца на другого, как поступал их отец, король Торант, отчего между двумя братьями пролегла болезненная пропасть.

С первым вдохом Микейна его объявили первым по рождению, тем самым назначив для трона. И он безусловно соответствовал блистательному образу королевского наследника. Микейн, хоть и близнец Канте, выглядел так, словно был высечен из бледного мелового камня, унаследовав черты лица их отца, в том числе его вьющиеся светлые кудри и глаза цвета морской волны.

Канте же пошел в их покойную мать. Кожа у него была блестящая и смуглая, волосы черные как смоль, глаза темно-серые, как небо во время грозы. Он навсегда остался тенью на фоне яркого сияния своего брата. Так что традиция предписывала Канте быть «Принцем-в-чулане», запасным, на случай смерти старшего брата-близнеца. Его уделом было сидеть на полке подобно кукле, готовой заменить сломанную – на случай, если он вдруг когда-нибудь понадобится. И все же, чтобы королевству от него была хоть какая-то польза, Канте прошел обучение в школе Тайнохолма, готовясь к тому, чтобы в будущем стать советником своего брата.

«Но этого уже никогда не произойдет…»

Канте посмотрел на то, что осталось от его левой руки, отрубленной чуть ниже локтя. Теперь ее заменила бронзовая, которую Тихан изготовил с помощью та’винской алхимии. Требовался острый глаз, чтобы отличить эту новую конечность от настоящей. При некотором внимании и концентрации Канте мог даже разжимать и сжимать эти бронзовые пальцы, напрягая мышцы руки.

Часто по ночам он просыпался от боли и шока, когда меч Микейна будто вновь отсекал ему руку. Этот, с позволения сказать, поединок имел место прошлой зимой, но казалось, что буквально вчера. Микейн тогда не хотел, чтобы увечье стало смертельным. Он лишь намеревался лишить брата того, что украшало его левую руку. Во время поединка на пальце у Канте было кольцо, некогда принадлежавшее их матери, умершей вскоре после родов. К этому кольцу, украшенному королевским гербом, прилагалась история от акушерки, которая была свидетельницей их с Микейном рождения. Еще лежа в постели, их мать отправила повитуху за порог с этим кольцом и рассказом о настоящем первенце короля Торанта. По словам этой женщины, первым из материнского чрева выбрался не самый яркий из сыновей, а его более темный брат-близнец.

Прошлой зимой, во время этого поединка, когда брат сражался с братом, сияние этого кольца впервые высветило правду: наследником халендийского трона на самом деле был Канте.

«Не Микейн».

Канте знал, что страх чего-то подобного давно уже мучил его брата. Юность обоих постоянно окружали слухи на эту тему. Пусть и ничем не подтвержденные, подаваемые как бы в насмешку, они все равно нашли благодатную почву в сердце Микейна.

Чтобы откреститься от этого кольца, Микейн отрубил Канте левое предплечье.