Дракон из черного стекла - Джим Чайковски

деле родственник, совершенно прав. Хотя Аалийя и Канте не так давно сочетались законным браком, соединив империю Южный Клаш и королевство Халендия родственными узами, сердце его супруги принадлежало Тазару хи Маару, главе Шайн’ра – клана воинствующих повстанцев, которые теперь сражались бок о бок с клашанскими армиями.

Канте вздохнул.

– Кинжал в спину, пожалуй, будет получше того, что ждет меня на берегу, если весь этот наш спектакль с треском провалится.

– Дельфт подписал соглашение с Халендией, – напомнила им Касста. – Они согласились поставлять королевству летучее железо для военных нужд, отправляя его сюда кораблями. Если мы будем осторожны, местные удостоят нас разве что беглым взглядом.

Рами кивнул.

– Поскольку мы сейчас на одном из грузовых судов под их флагом, то высадиться должны успешно. Кто тут знает, что мы его попросту захватили и присвоили? И все-таки нам лучше особо не копаться. Наши фальшивые личины вряд ли выдержат нечто большее, чем упомянутый тобой беглый взгляд.

– Особенно если ты будешь постоянно открывать рот, – предостерег его Канте. – Твой клашанский акцент всех нас погубит. Лучше тебе помалкивать, как вот этому человеку на твоем кулоне. – Он указал на зашитые губы на рельефном лице. – Вообще-то ты у нас якобы гджоанский писец, нанятый нами, дельфтцами, в качестве молчаливого свидетеля сделок и переговоров!

При упоминании этой своей роли Рами лишь презрительно скривился. В Доминионе Гджоа писцам, как известно, отрезали языки, равно как и ученикам местных мистических орденов – видимо, считая, что знания нуждаются в такой же защите от слишком длинных языков, как и денежные вопросы.

К счастью для их группы, потребная ей дополнительная защита была представлена в куда более привлекательной форме. Или, если угодно, формах.

Канте посмотрел на Кассту. Ее обязанностью было играть роль телохранительницы-рисийки, нанятой для охраны их дельфтского предводителя – роль которого больше всего подходила Тихану. Та’вины тысячелетиями правили Венцом и свободно изъяснялись на всех представленных здесь языках, так что дельфтский выговор Тихана был просто-таки безупречным.

Когда ветер, подувший с залива Благословенных, наконец погнал их судно к окутанному туманом берегу, над троицей нависло тяжелое молчание. Направлялись они к более темному участку береговой линии, где было меньше шансов попасться кому-нибудь на глаза. Когда туман постепенно рассеялся, взгляду открылось лоскутное одеяло из обшарпанных гаваней, топких иловых полей и облупленных зданий, над которыми меланхолически кружили птицы – столь же безрадостного вида, что и окружающий пейзаж. Ноздрей коснулся запах гниющих водорослей и едких сточных вод.

– Неудивительно, что ты удрал отсюда, – прошептал Рами. – Не слишком-то вдохновляющее зрелище… Особенно для возвращения домой.

– Это Понизовье, – объяснил Канте. – Не собственно город.

Он вдохнул полной грудью, не обращая внимания на вонь и ощутив укол ностальгии. Канте провел много беспутных ночей в этой части города, когда жил в тени своего сиятельного брата.

Он указал на громоздящийся вдали от берега крепостной вал.

– А вон там – Штормовая стена, укрепление в целый фарлонг толщиной. Она окружает собственно город, и до сих пор через нее так никто и не прорвался. В смысле, из врагов. – Потом мотнул головой на береговую линию. – Все, что ниже этой стены, и есть Понизовье.

Во время учебы в Тайнохолме Канте хорошо изучил историю города. По прошествии многих столетий Азантийя больше уже не могла оставаться в тесных границах Штормовой стены. Город разросся во все стороны, в том числе и в бухту. Новые постройки возводились на полях из плотного ила, отчего портовые сооружения приходилось относить все дальше от города, образуя Понизовье.

Раскинувшийся за пределами городских стен, этот участок города постоянно подвергался опустошительным наводнениям, убогие строения нередко затапливались или смывались в море. Но быстро восстанавливались. Шутили, что Понизовье столь же непостоянно, как и погода. Карты этой части города составлялись в основном по наитию, а не по путеводу или секстонту, – и чернила на них особо не тратили.

– Это просто идеальное место, чтобы затеряться, – заверил всех Канте.

«Чем я частенько пользовался в прошлом».

Он уставился на приближающуюся береговую линию.

«Будем надеяться, что то же самое относится и к сегодняшнему дню».

* * *

Когда из густого тумана донесся звон первого колокола Вечери, дельфтский корабль наконец достиг берега и привалился бортом к потрепанному штормами каменному причалу, густо покрытому черными ракушками и скользкими темно-зелеными водорослями. Забросив на берег канаты, матросы силились удержать судно на месте. Швартоваться они не собирались. Высадив группу Канте, дельфтский корабль должен был сразу же опять выйти в море.

Над головами у них, оглашая причал жалобными криками и орошая его жидким пометом, заметалась стая чаек – судя по всему, не привыкших к подобным вторжениям чужаков в этот уединенный портовый уголок Понизовья.

Вовремя увернувшись и счастливо избежав последствий этого воздушного налета, Канте направился к трапу. Рами с Касстой двинулись следом.

– А где Тихан? – поинтересовался Рами, обводя взглядом палубу. – Даже под прикрытием тумана не стоит тут особо задерживаться.

В ответ ему послышался скрип открывшейся двери носовой надстройки, откуда на палубу вышел Тихан, а вслед за ним и последний член их небольшого отряда – тот, кому предстояло сыграть в намеченном предприятии решающую роль.

Фрелль хи Млагифор подошел к остальным. Долговязый алхимик, который снял свою обычную черную мантию с поясом и облачился в темно-серую дельфтскую одежду, поправил такого же цвета шапочку на своих рыжих волосах, стянутых в хвост на затылке. Его бледное лицо не нуждалось в гриме, чтобы завершить преображение в дельфтца – пусть даже в данный момент черты его омрачило явное недовольство. Глаза, привыкшие постоянно всматриваться в выцветшие чернила и оттого навеки обведенные паутиной морщинок, сердито сузились, когда взгляд Фрелля упал на Канте. Преградив путь к трапу, он ткнул в принца пальцем:

– Тебе там нечего делать! Я настоятельно прошу тебя уплыть на этом корабле, когда он отчалит. Ты слишком многим рискуешь, так скоро вернувшись сюда.

Канте повернулся к нему, ничуть не стушевавшись перед тяжелым взглядом алхимика:

– Так скоро? Да меня тут целый год не было!

Прозвучать это должно было легко и беззаботно, однако в его тоне прозвучала обида. Этот вопрос они утрясли еще в Кисалимри. Канте не хотел пересматривать свое решение присоединиться к группе. Но Фрелль явно намеревался предпринять последнюю попытку переубедить его.

– Я больше не собираюсь сидеть сложа руки, – заявил Канте. – Как супруг императрицы, я играю не более чем роль марионетки, которую постоянно дергают за ниточки – как политически, так и практически.

Фрелль открыл было рот, чтобы возразить, но Канте предостерегающе поднял ладонь, чего никогда не сделал бы, когда алхимик был его наставником в Тайнохолме.

– Когда я покинул