Сказание о Юэ Фэе, славном воине Поднебесной - Цянь Цай

class="p1">В это время в башню и явился дух Юэ Фэя. За ним следовали души Ван Хэна и Чжан Бао. Юэ Фэй заглянул в бумагу, над которой корпел Цинь Гуй, и в гневе ударил предателя молотом:

– Злодей! Твои преступления не знают предела. Конец твой близок, а ты не унимаешься!

– Пощади! – в ужасе закричал Цинь Гуй.

– Займись им! – приказал Юэ Фэй Чжан Бао. – А я пока разделаюсь с Вань Сы-во, Ло Жу-цзи и Чжан Цзюнем.

Юэ Фэй посетил дома всех предателей и навел на них такой ужас, что у тех чуть языки не отнялись.

Жена Цинь Гуя услышала вопли мужа и послала служанок узнать, что с ним случилось. Служанки поднялись на башню, но Чжан Бао всех столкнул вниз. Многие при падении разбились.

– На башне злой дух! – в страхе кричали они.

Тогда женщина послала на башню Хэ Ли. При его появлении Чжан Бао исчез, Цинь Гуй валялся на полу в беспамятстве и выкрикивал:

– Юэ Фэй, пощади! Пощади меня!

Испуганный Хэ Ли упал на колени и взмолился:

– Доблестный Юэ Фэй, пощади моего господина! Завтра я в кумирне Успокоения духов принесу тебе какие угодно жертвы!

Цинь Гуй понемногу пришел в себя и с помощью Хэ Ли спустился вниз.

– Почему вы кричали, господин? – спросила его жена.

– Когда я писал, на башню спустился дух Юэ Фэя и ударил меня молотом.

– Я поднялся на башню и вижу – господин лежит на полу, – рассказывал Хэ Ли. – Тут я дал обет принести жертвы душе Юэ Фэя, и только после этого господин пришел в себя.

Цинь Гуй подарил Хэ Ли двести лян серебра на жертвоприношения в кумирне Успокоения духов и сказал:

– Мы с женой завтра тоже приедем в кумирню и воскурим благовония.

Когда Ван Нэн и Ли Чжи узнали об обетах, которые дали изменники, друзей охватила радость. Они выбрали счастливый день, отстроили храм У Цзы-сюя и поставили новую статую святого.

Поистине:

Обманом солнце не затмить —

Пробьются ясные лучи.

Там, в небесах, святой судья

Поднимет меч длиной в три чи!

Того, кто зло другим творил,

Ждет незавидная судьба:

В конце концов твое же зло

Падет, преступник, на тебя!

Если вы не знаете, что произошло в дальнейшем, то прочтите следующую главу.

Глава шестьдесят девятая

Безумный монах говорит намеками в кумирне Успокоения духов. Благородный воин жертвует жизнью у моста Всеобщего спокойствия

Все в мире обратимо,

Все в мире преходяще,

Обидчика настигнет

Обиженный и мстящий!

Вокруг опоры твердой

Недолговечен хаос,

Иначе жизнь людская

Ему б и подчинялась!

Измена государю!

Измена государству!

Доныне знало ль Небо

Столь низкое коварство?

Продажным гневно мстящий

Вершит не подвиг разве?

Ведь с их имен не смоет

Никто смердящей грязи!

* * *

Итак, на следующий день Цинь Гуй с женой прибыл в кумирню Успокоения духов, чтобы воскурить благовония и помолиться. Монахи с поклонами проводили их в молитвенный зал. Цинь Гуй поклонился Будде и, приказав монахам удалиться, зажег благовонные свечи.

– Первую свечу воскуриваю за то, чтобы ты, великий дух, защитил нас с женой, дал нам счастье и долголетие, – стал читать он молитву, – вторую свечу воскуриваю с мольбой – повели душам Юэ Фэя и его сыновей не терзать меня. А третьей свечой заклинаю тебя – помоги мне уничтожить врагов!

Окончив молитву, он вызвал настоятеля и приказал ему устроить жертвоприношения во всех храмах и кумирнях города. Потом первый министр с женой погуляли, осмотрели кумирню и вернулись в молитвенный зал отдохнуть. И вдруг на стене перед алтарем Цинь Гуй увидел стихотворение. Оно было написано недавно, потому что тушь еще не успела высохнуть.

В стихотворении говорилось:

И связанный опасен тигр,

Покуда в жилах кровь течет.

Но у восточного окна

Был найден хитроумный ход…

И так случилось, как нарек

Коварной женщины язык.

Но знайте: рок настигнет вас

И печень превратится в лед![147]

Цинь Гуй прочитал стихотворение, и его охватила тревога.

«В первой строфе явный намек на наш разговор с женой у восточного окна. Неужели кто-то нас подслушал?» – подумал он и обратился к настоятелю:

– Кто написал эти стихи?

– Не знаю. Они, наверное, написаны давно. При вас никто из монахов и посторонних в молитвенный зал не входил, – ответил удивленный настоятель.

– Стихи написаны недавно. Тушь еще не высохла! Видишь?

– Может быть, сумасшедший монах? – в раздумье проговорил настоятель. – Объявился у нас недавно такой, не углядишь за ним: все мажет и мажет что-то на стенах!

– Позови-ка его ко мне.

– Боюсь, господин. Этот безумный целыми днями болтает всякий вздор. Как бы он и вам не сказал чего-нибудь неприятного.

– Ничего, зови! Если он больной, я не буду с него взыскивать.

Настоятель послал послушника на розыски сумасшедшего монаха. Тот оказался на кухне.

– Убогий, ты что там намазал на стене? – сказал монаху послушник. – Министр Цинь увидел и рассердился! Идем, он велел тебя привести!

– А я как раз сам хотел его повидать! – ответил сумасшедший.

– Берегись, с первым министром шутки плохи! – предупредил послушник.

Сумасшедший ничего не ответил и вышел. Послушник проводил его в молитвенный зал.

Цинь Гуй не мог удержаться от улыбки, когда увидел грязного монаха в даосском одеянии из перьев; волосы его были растрепаны, рот перекошен, руки кривые, ноги покрыты язвами.

Цинь Гуй усмехнулся:

– Ну и монах! Знаешь ли ты, что:

Монаху с головой лохматой

Внимать не станет гордый ван,

Нельзя читать творенья Будды,

Когда в грязи монаха лик;

Клятвопреступником ты станешь,

Хэшана принимая сан;

Монах, утративший рассудок,

Ты не монах уже, старик!

Выслушав его, сумасшедший дерзко отвечал:

– Я грязен телом, зато совесть у меня чиста! Не то что вы – слова говорите святые, а на сердце у вас яд змеиный…

– Я спрашиваю: этот стих ты написал?

– Неужто только