Могущество Ничто - Александра Давид-Неэль

Вскоре он вернулся и сказал:

— Эрлуа повелел, чтобы вы взяли с собой, в придачу к вашей выстиранной одежде, китайский костюм, который вам дали, а также вот это.

Он протянул молодому человеку две лепешки и крошечный серебряный слиток.

— У меня еще осталось немного денег, — ответил Мунпа и слегка взмахнул рукой, пытаясь отказаться.

Привратник перебил его тоном, не допускавшим возражений:

— Эрлуа приказал, чтобы вы это взяли.

— Поблагодарите его за все, за заботу, за гостеприимство… Ко мне здесь были очень добры.

Привратник ничего не ответил. Ни эрлуа, ни Настоятель не изъявили желания попрощаться со своим гостем и услышать от него слова признательности.

Мунпа снова оказался на улице, как в тот день, когда он пришел искать пристанище в монастыре Абсолютного Покоя, но все же он разжился китайским платьем на плотного голубого хлопка, маленьким серебряным слитком и баночкой мази.

Молодой человек испытывал чувство блаженного облегчения. Его угнетала тишина, царившая в монастыре, и призрачные видения, исходившие от здешних стен, не укладывались в его слабом уме, чуждом всему, что выходило за рамки обыденного. Если бы Настоятель сказал Мунпа: «Мир — всего лишь калейдоскоп образов, возникающих в уме и в уме исчезающих», то он не понял бы китайца. Поэтому Настоятель не стал звать своего гостя, чтобы разъяснять ему учение, связанное с созерцанием фресок, то самое учение, из-за которого дрокпа бежал, охваченный ужасом.

ГЛАВА V

Это будущее представлялось четким и ясным: отыскать Лобзанга, забрать у него волшебную бирюзу и вернуть ее гомчену. Мунпа не собирался отступать от намеченного плана. Конечно, нет! Между тем он испытывал потребность воздать должное своему желудку, понесшему урон в обители Абсолютного Покоя.

В китайских городах не приходится долго блуждать в поисках харчевни. Мунпа вскоре заметил какой-то трактир, показавшийся ему уютным, расположился за одним из столов и заказал полное блюдо момо. Это блюдо напомнило ему о последней трапезе накануне того самого для, когда он оказался в монастыре Абсолютного Покоя. То, чем он там питался, было не в счет.

Мунпа с удовольствием проглотил момо, съел вслед за этим несколько мисок жидкой лапши и выпил полный стакан дачжу[59]. После этого он обрел бодрость и здравомыслие, а также почувствовал, что способен преодолеть любые житейские трудности. Самая неотложная из них заключалась в поисках жилья. Может быть, ему удалось бы найти приют в караван-сарае, хозяин которого взял его в помощники? Так или иначе Мунпа оставил там одеяло и мешок, наполовину полный еды, и надо было за ними сходить.

Когда Мунпа явился в караван-сарай, там было много народу: только что прибыли два каравана, хозяин и двое запыхавшихся слуг сновали туда-сюда посреди разгружавшихся тюков, голодных мулов, которым не терпелось оказаться в стойле, чтобы поесть, и хрипло ревевших верблюдов, плевавшихся в посторонних для каравана людей, задевавших их на ходу[60].

Мунпа встретили как спасителя; хозяин постоялого двора Чао был слишком занят, чтобы расспрашивать своего работника о причинах его отсутствия; он крикнул ему издали:

— Помоги разгрузить мулов и разведи их по конюшням — тех, что прибыли из Урги, в левую, а тех, что принадлежат купцам из Кашгара, в правую. Попроси, чтобы тебе их показали, не перепутай. Животным дадут питье после того, как освободят двор от вещей.

Молодой человек немедленно взялся за дело и, полный сил после сытной трапезы, быстро справился со своей задачей.

Не прошло и часа, как на постоялом дворе вновь воцарилось спокойствие. Мунпа помог путешественникам отвести животных на водопой и разложить товары под навесами; мулы жевали в своих стойлах, как и верблюды, размещенные во втором дворе. Теперь усталые люди тоже могли поесть, а затем поспать, предварительно выкурив по несколько трубок опиума.

Хозяин, крутившийся как белка в колесе, чувствовал себя почти таким же измученным, как его постояльцы, и не был настроен на долгие разговоры. Он лишь спросил Мунпа перед ужином, состоявшим из внушительного куска вареной баранины:

— Где ты был? Ты гонялся за своим вором? Нашел его?

— Нет, — коротко ответил Мунпа.

Тон, которым молодой человек произнес слово «нет», и его угрюмый вид навели китайца на мысль, что Мунпа пошел по ложному следу и не хотел рассказывать о своей унизительной неудаче. Поэтому он не стал больше ни о чем его спрашивать. В другое время любопытство заставило бы хозяина проявить настойчивость, но сейчас он думал лишь о делах, которые ему предстояло обсудить на следующий день с купцами, прибывшими из Монголии, так как он был не только владельцем караван-сарая, но и коммерсантом, одна из лавок которого находилась в Урге. Китаец был поглощен мыслями о своей торговле, и исчезновение дрокпа не представляло для него никакого интереса.

Мунпа, забрав свое одеяло и кожаный мешок с остатками провизии, забрался по лестнице на сеновал и расположился там на ночь.

Прошел день, другой, еще несколько дней. Купцы занимались своими делами, двое их слуг гоняли верблюдов в окрестности города, где те могли пастись среди холмов. Мунпа оставалось лишь ухаживать за мулами, хозяева которых щедро платили ему за услуги. Молодой человек старался не выходить на улицу; воспоминание о приключившейся с ним беде отнюдь не вдохновляло его на дальнейшие поиски. Скорее всего, Лобзанга не было в Ланьду, а как же бирюза?.. Только чудо могло помочь ему их разыскать. Чуду суждено было произойти: Мунпа в этом не сомневался.

Мысль о чуде заставила его вспомнить о странном видении, из-за которого он сбежал из монастыря Абсолютного Покоя. Он видел, как «вошел» в картину на стене, смешался в группой всадников, а затем видел, как его двойник удалялся вглубь пейзажа. Неужели чародей-Настоятель, по приказу которого Мунпа предавался созерцанию фресок, в самом деле поместил его на одну из картин, откуда ему удалось удрать, или же эта сцена была указанием, образным выражением адресованного ему приказа? Адресованного кем? Его Учителем-гомченом? Призывавшей его бирюзой? Что он должен был делать? Снова собираться в путь? Но куда идти?

Мунпа разрывался между этими призывами