Могущество Ничто - Александра Давид-Неэль

мучения. За неимением масла, универсальной мази тибетцев, китайский врач мог бы, наверное, смазать больные места каким-нибудь бальзамом, облегчающим страдания, но Мунпа не решался показываться кому-нибудь из здешних докторов. Медик тотчас же понял бы причину плачевного состояния своего пациента. Стыд и срам!.. Молодой человек не желал терпеть подобное унижение. Он предпочитал страдать от незаслуженного наказания, которое навлек на себя из-за преданности Учителю.

Преданность Учителю… эта мысль воскресила в памяти Мунпа образ Миларэпы[51], которому Марпа приказал построить дом; спина послушного ученика, переносившего на себе камни и глину, необходимые для строительства, тоже превратилась в сплошную рану.

Мунпа знал эту весьма популярную в Тибете историю о доблестном ученике наизусть. Он припомнил отрывок, в котором говорится об издевательствах, терпеливо сносимых Миларэпой, добивавшимся, чтобы учитель Марпа посвятил его в духовное учение, считавшееся эзотерическим: «Из ран на его синие ручьями текли кровь и гной…»

«Миларэпе было хуже, чем мне», — подумал Мулла. Но тут же его осенила другая мысль: Марпа обещал Миларэпе посвятить его в тайное учение, если тот построит дом. Мой учитель не обещал мне никакого посвящения и не поручал никакой работы, мы с Миларэпой в разном положении. И все же я навлек на себя это испытание, пытаясь отыскать «жизнь» Одзэра. Мысль о том, что он сравнялся в заслугах с прославленным подвижником Миларэпой, а то и превзошел его, льстила самолюбию Мунпа и ненадолго притупила жгучую боль в его ранах. Глоток крепкой водки довершил остальное, и ревностный ученик Гьялва Одзэра растянулся на канге, бормоча с благочестивым пылом разрозненные фрагменты из гимнов Миларэпы, посвященных его гуру Марпе: «Я простираюсь перед тобой ниц, мой Учитель, подобный Будде… Я предлагаю тебе мое тело, мою речь и мой дух в качестве приношения… Прошу тебя оставаться живым до тех пор, пока все люди не обретут Знание, избавляющее от круговорота перевоплощений».

Смысл этих стихов и раньше был ему не вполне ясен, а сейчас и подавно.

Наутро Мунпа проснулся поздно. Злополучный дрокпа, протрезвевший физически и духовно, а также лишенный обезболивающих средств в виде спиртного и исступленного мистического пыла, еще сильнее, чем накануне, ощутил жгучую боль в своих ранах, растравленных соприкосновением с шершавой суконной одеждой.

Молодой человек размышлял, сидя на канге. Не могло быть и речи о том, чтобы вернуться к своему работодателю, хозяину караван-сарая. При нынешнем состоянии своей спины он не смог бы выполнять работу, ради которой хозяин постоялого двора нанял его и дал ему приют. Кроме того, если он стыдился признаться, что сидел в тюрьме, мыслимо ли было показывать, что его били?

И тут Мунна припомнил, что за день до того, как его выпустили из тюрьмы, один из надзирателей заявил, что младший управляющий монастыря Абсолютного Покоя замолвил за него слово судье, и в результате этого заступничества его должны были освободить. К несчастью, узник не сумел воспользоваться этой малостью: его повели в ямынь и приговорили к битью палками. Был ли судья, перед которым предстал Мунпа, тем самым человеком, к которому эрлуа обращался с просьбой? Вероятно, нет, но это еще не факт. Солдаты потащили его прочь из зала суда прежде, чем он успел назвать свое имя. Впрочем, все это было уже позади, и лишь вмешательство эрлуа было важно. Мунпа должен с ним встретиться и добиться, чтобы ему предоставили бесплатное временное жилье, где он мог бы спокойно ждать, пока заживут его раны. А после этого… Молодой человек не представлял себе, что делать дальше. Время покажет, незачем было думать об этом сейчас. Он чувствовал себя слишком разбитым, чтобы строить какие-либо планы.

Мунпа подозвал рикшу, с трудом забрался в коляску и попросил отвезти его в монастырь Абсолютного Покоя, расположенный за городом, на противоположном берегу Желтой реки.

Каким образом дать о себе знать? Дрокпа понимал, что управляющий крупного монастыря, будь он даже второстепенным лицом, не станет принимать человека с улицы. Путь из центра города до обители Абсолютного Покоя был долгим. Тем не менее, хотя Мунпа пребывал в раздумьях всю дорогу, он подъехал к воротам монастыря, так и не придумав, что ему надлежит сказать.

Монах-привратник нисколько не облегчил посетителю эту задачу. Он лишь вопросительно, не говоря ни слова, посмотрел на него.

Мунпа должен был решиться рассказать, хотя бы частично, об обстоятельствах, оправдывавших его поступок: один из монахов, отвечавших за раздачу подаяний заключенным, поверил в его невиновность, и он был освобожден благодаря вмешательству эрлуа. Теперь он хотел встретиться с эрлуа, чтобы его поблагодарить.

Эти факты, приукрашенные некоторой долей вымысла, звучали вполне правдоподобно, чтобы убедить привратника впустить менгце[52], обитателя диких мест, и доложить эрлуа о его прибытии.

Управляющий приказал привести к нему посетителя. Здесь Мунпа повезло больше, чем с рассеянным судьей, машинально приговорившим его к битью палками. Управляющий вспомнил, что благодетель заключенных говорил ему о каком-то сифане, называвшем себя монахом.

— Где находится твой монастырь? — спросил он. — Ты желтый или красный?[53]

— Я был посвящен в сан в монастыре Девалинг, в Ариге, — ответил Мунпа, — но я не живу в обители, а нахожусь подле моего гуру, чтобы ему служить. Это очень благочестивый гомчен, обитающий в скиту на склоне горы.

— А! — сказал управляющий, проявляя некоторый интерес. — Твой гуру занимается медитацией[54]. Какого рода медитацией?

— Я всего лишь его слуга, — смиренно ответил Мунпа. — У моего Учителя есть ученики, которых он обучает. Я же не в состоянии постичь его мудрое учение, но мне доводилось слышать от учеников, что он преподает им медитацию «великой пустоты» и «недеяния»[55].

Оба эти понятия знакомы последователям школы чань; в них не было ничего необычного для обитателей монастыря Абсолютного Покоя. Теперь эрлуа слушал гостя с подлинным интересом.

— Как ты оказался в тюрьме? — осведомился он.

Муни а некоторое время колебался, не зная, до какой степени можно было довериться управляющему и чистосердечно рассказать о причинах, которые привели его в Ланьду.

— Я был в одной лавке, — ответил он. — Хозяин решил меня прогнать. Его приказчики стали меня толкать, я ответил им тем же, потом пришли солдаты… Я их тоже толкнул.

— «Толкнул» означает, что ты с ними подрался. Но почему этот торговец решил выгнать тебя из лавки? Что ты там делал?

Мунпа растерялся. Допрос становился слишком напряженным. Следовало ли упоминать о вымышленном ожерелье из янтаря а зи?.. История с вдовой как-то не вязалась с его монашеским званием, а устремленный на него пристальный взгляд китайца явно указывал на то, что этого