Флетчер и мятежники - Джон Дрейк

Память моя не сохранила точной последовательности дальнейших событий. В гостиной стоял длинный диван, и они уселись по обе стороны от меня, чопорные и пристойные для прислуги, но касаясь меня руками и кладя свои ладони на мои, словно невзначай, чтобы подчеркнуть ту или иную мысль в своих рассказах. Здорово быть в центре такого внимания, и я с радостью впитывал все это.

А потом слуг отпустили, большие двери из красного дерева закрылись за последней горничной, и я остался наедине с сестрами Стюарт. Одна из них тут же вскочила, просеменила через комнату и повернула ключ в замке. Затем она вернулась ко мне и своей сестре (обе к тому времени неразрывно смешались в моем сознании). И это был сигнал, как сказал бы Нельсон, «сблизиться с противником».

Не думаю, что я когда-либо встречал хоть одну женщину, столь же отчаянно изголодавшуюся по этому делу, как эти двое. Они буквально набросились на меня на том диване и дрались за право обладания!

— Эй, полегче! — сказал я (удивительно, что только не скажешь, будучи застигнутым врасплох). — Которая из вас кто?

Я изрядно выпил, но остатки моего разума все еще задавались вопросом, у которой из этих потаскушек опасный муж, а у которой — муж в Лондоне. Но тут они навалились на меня, вздыхая, постанывая и заставляя каждый волосок на моем теле дрожать от восторга.

— Отвалите! — слабо пискнул я. — Вы не можете иметь меня обе сразу!

Но, ей-богу, они смогли, и мой разум сорвало с якоря, и он больше не думал о мужьях, и я включился в борьбу, и мы устроили состязание, кто быстрее разденет друг друга. Дамы оказались искуснее меня, и пальцы у них были проворнее на пуговицах, крючках и шнуровках. Так мы втроем и возились, и катались, с шумом, способным разбудить мертвых, и с финальным оглушительным падением — нагие и переплетенные — с дивана на полированные доски пола. И чертовски хорошо, что это была Ямайка, ибо в Англии мы бы насмерть замерзли от такого.

Но вот что странно. Насколько я помню, я имел то одну из них, то другую, по отдельности или вместе, на полу, на лестнице, множество раз и в разных спальнях, пока мы все не уснули вместе, и они мурлыкали у меня на руках, как пара котят. Утром они тоже были веселы, но на этом все и закончилось, и я больше никогда не наслаждался их обществом, потому что, как только Хиггинс закончил свою работу (что он и сделал в тот же день), я больше не получал приглашений на ужин, и, хотя сестры Стюарт были любезны, меня вежливо держали на расстоянии.

Сказать по правде, я был благодарен, потому что мне не понравились замечания Грина о майоре Джордане и его дуэлях. Я не трус и тысячу раз в своей жизни стоял под огнем, по большей части неохотно, это правда, но если надо — значит надо, и это не больше, чем то, что приходится делать тысячам бедолаг в красных мундирах или синих куртках.

Но я не люблю дуэли, потому что, когда дата назначена, тебе предстоят дни ожидания в полной уверенности, что тебя ждет пуля. Более того, мои габариты — сплошной недостаток, поскольку в меня легче попасть. И превыше всего, дуэль — это риск погибнуть из-за чьей-то идеи об уязвленной чести, которая и двух пенсов не стоит, и я заявляю, что дуэли — прекрасная вещь для французов, обезьян и треклятых дураков, но не для меня.

Итак, когда два фургона «Ли и Босуэлл» отъезжали от плантации Поуис, я поздравлял себя с тем, что провел время в лучшем из всех развлечений и договорился с Грином о составлении бумаг у юриста в Монтего-Бей (он было воспротивился и хотел, чтобы я приехал в Кингстон, но я на это не пошел, учитывая стоявшие в гавани корабли флота). Что до сестер Стюарт, я решил, что огонь горел жарко и быстро погас. И, конечно, я поздравлял себя с тем, что дуэли с майором Джорданом не будет — покуда Грин держит язык за зубами.

Он и держал. У меня не было проблем с майором. Я встретил его вскоре после этого, и он оказался вполне приличным малым, типичным плантатором, хотя вспыльчивость в нем угадывалась по тому, как он поносил и свой персонал, и рабов.

И так пролетели хлопотные месяцы, один из золотых и счастливых периодов моей жизни. С декабря 1794 года, когда я встретил сестер Стюарт, и до июня 95-го я полностью посвятил себя делам. Я колесил по острову в качестве исполняющего делами управляющего плантациями от Грина и развил множество побочных торговых операций.

Я греб деньги лопатой, и единственное, что меня беспокоило, — это то, насколько известным я становился на острове. Всегда существовала возможность, что меня опознают как Джейкоба Флетчера, беглеца от правосудия. Но я не собирался уходить в тень, когда день ото дня мои дела шли все лучше и лучше. Это просто не в моем характере.

На самом деле, за все время, что я был на Ямайке, никто так и не донес на меня властям, хотя, подозреваю, некоторые догадывались. В конце концов, колонисты получали газеты из Англии, мои похождения были широко освещены, а меня чертовски легко описать и заметить. Таким образом, две угрозы, которые я осознавал, обошли меня стороной, в то время как другая угроза, о которой я забыл, уже летела ко мне через море. Если бы мне дали выбор, я, право, предпочел бы испытать удачу против майора Джордана или предстать перед адмиралтейским судом в Англии.

8

«С первого же взгляда мы узнали в нем знакомые черты, но не могли припомнить, где его видели, ибо встречали сэра Генри Койнвуда лишь однажды, когда он был глубоко нездоров. Более того, обстоятельства были совершенно иными. Лишь на следующий день мы все вспомнили».

(Из письма от четверга, 27 февраля 1795 года, от миссис Элис Поуис и миссис Пейшенс Джордан с плантации Поуис, Корнуолл, Ямайка, к леди Саре Койнвуд, Далидж-сквер, 10, Лондон).

*

Как только чрезвычайно энергичный мистер Босуэлл покинул плантацию, а надоедливый мистер Грин был отправлен восвояси, сестры Стюарт подошли к своему письменному столу