Эзотерика в истории, культуре и искусстве - Массимо Чентини

Герметическая эстетика Оскара Уайльда

Справедливо отмечается, что переизбыток эстетизма в творчестве Оскара Уайльда (1856–1900), возможно, снизил внимание автора к более глубоким эзотерическим аспектам.

Эзотерические намеки, которые проскальзывают тут и там в его произведениях, на самом деле представляют собой лишь следы, обнаруженные исследователями, несомненно очарованными глубиной и остротой мышления одного из самых увлекательных умов в истории культуры.

Уайльд был уверен, что его неутомимый поиск красоты соответствовал восхождению к некоему эзотерическому «проклятию», тому, что в конечном счете было бы своеобразным переходом, ведущим к смерти человеческих страданий и исключительному воскрешению духовности.

Уайльд писал в предисловии к «Портрету Дориана Грея»:

«Всякое искусство есть в одно и то же время и поверхность, и символ. Кто опускается ниже поверхности – делает это на свой страх и риск. Кто разгадывает символ – делает это также на свой страх и риск»[56].

Писатель верил в существование «чего-то другого» за фасадом видимого, и, в отличие от чистого эзотерического подхода, он указывал на красоту как на единственное средство понять сокровенные смыслы, скрытые в языке творчества.

В «Портрете Дориана Грея» Оскар Уайльд подчеркивает эзотерическую роль искусства, вписав ее в повествование в английской традиции готических романов – традиции, на самом деле обладающей совсем другими качествами.

Как новый Фауст, Дориан Грей умудряется нарушить законы природы, сохраняя свою внешность неизменной, пока время безжалостно искажает его портрет. Душа же остается у Грея, и на нее ложится тяжелый груз, в итоге его погубивший.

Сам портрет считается только внешним проявлением (экзотерическим аспектом), но в то же время он вызывает что-то более глубокое, показывает истинную суть изображенного субъекта (эзотерический аспект), понятную только инициированному, способному расшифровать язык символа. Символ, который в «Портрете Дориана Грея» Уайльд поднимает до апофеоза, превращается в слово, которое он определяет как наивысшее предназначение художника: понять красоту поражения.

Пара «красота – смерть» – вечные спутники многих книг Уайльда и самой его жизни, особенно в последние годы, до и после трагического опыта тюрьмы.

Оскар Уайльд. Портрет молодого писателя, указывающего, что красота – единственное средство понять сокровенные смыслы, скрытые в языке искусства

Мистицизм, Каббала и символ у Франца Кафки

Творчество Франца Кафки (1883–1924) глубоко символично, поэтому его достаточно трудно интерпретировать, особенно учитывая влияние еврейской и каббалистической культуры, прослеживаемое в его произведениях.

Многие комментаторы предлагают рассматривать произведения Кафки как эзотерическое послание, структурированное в соответствии с гностическим символизмом (на греческом языке gnòsis означает «знание»). Гностицизм, распространившийся в Средиземноморье в II–I веках до н. э. и рассматриваемый как ересь христианства, затем разделился на множество сект.

Приверженность эзотерической тематике Кафки особенно ощущается в незаконченном романе «Замок» (1926), главный герой которого – инициат, стремящийся получить доступ к тайнам Великого делания, что хранятся в замке. Однако, несмотря на все усилия, он только блуждает по окрестностям, а когда у него появляется шанс достичь искомого, герой оказывается неподготовленным и, следовательно, никогда не сможет получить желанное знание.

Эзотерическое толкование «Замка» фактически описывает историю человека, приглашенного на работу в административное учреждение, управляемое загадочным хозяином, который живет в большом замке. Несмотря на попытки проникнуть в здание, главный герой не может туда войти и останавливается в деревне, становясь частью ее сообщества. Когда к нему направляют посланца, он спит и ничего не замечает, таким образом упуская возможность войти в это загадочное место. Ожидание в деревне также можно интерпретировать как остановку на пути инициации, которую главный герой должен пройти, прежде чем он достигнет следующего уровня. Возможно, если бы роман был закончен, то после обучения главного героя в сообществе предполагался бы его вход в неприступное здание. Но такой конец мы можем только представить…

«– Это особого рода аппарат, – сказал офицер ученому-путешественнику, не без любования оглядывая, конечно же, отлично знакомый ему аппарат»[57].

Так начинается один из наиболее проблематичных рассказов Франца Кафки «В исправительной колонии» (1914), где сразу появляется машина пыток, произведение инженерного мастерства в области страдания, которое внушает страх перед технологией, рассматриваемой как архитектор человеческого разрушения.

Машина колонии автономно исполняет смертные приговоры, она пишет их прямо на осужденном – в соответствии с безумным технологическим проектом, который главный герой представляет как шедевр техники и творчества. Однако в ходе истории роль этого необычного предмета меняется радикально; текст заканчивается самоубийством офицера и гибелью самой машины.

ЕВРЕЙСКАЯ ЭЗОТЕРИКА

Каббала – еврейский термин, который означает традицию и указывает на эзотерические доктрины иудаизма; она представляет собой мистическую интерпретацию Торы (Моисеевы законы) и возникла в XII веке.

Обычно ее делят на два течения: древнее (испанское), которое является частью Зоара («Книги Сияния»), и палестинское, где часто встречаются темы апокалиптического и мессианского характера. По мнению экспертов, другие важные указания эзотерического характера присутствуют в Талмуде. Термин происходит от еврейского корня lmd («изучать») и указывает на экзегетическую деятельность, проводимую над Мишной (нравственным законом, переданным Моисеем). В Талмуде представлены два варианта: вавилонский и палестинский.

МЕТАМОРФОЗЫ КАФКИ

Почему повесть Кафки «Превращение» может иметь глубинные эзотерические особенности? Прежде всего из-за неоднозначности, окружающей превращение главного героя в насекомое, – подобный опыт может быть прочитан по-разному. За этой физической мутацией способно скрываться внутреннее изменение, посредством зрелищной метаморфозы обращающее человека в чудовищного жука.

«Иное» толкование кафкианского рассказа может считаться эзотерическим, потому что несет смыслы, расшифровать которые способны лишь те, кто готов проникнуть за завесу поверхностного.

Рассмотрим, как машина Кафки аккумулирует всю тревогу человека перед возможностями технологического средства, когда оно становится инструментом, открыто используемым властью.

Машина, триумф механики, повторяет структуру, характерную для средневекового пыточного инструмента; она, однако, развивается вместе с технологией, продолжая при этом действовать по архаическим канонам, направленным на производство боли, но путем символизации переносит пытки с личного физического страдания на страдание коллективное, становясь метафорой злобной силы власти.

Машина Кафки – не просто плод воображения, настолько надломленного идеей страдания, чтобы возложить вину за это на свободное исполнение механизма, который, кажется, начинает существовать самостоятельно, независимо от человека, ответственного за управление его движениями.

«Большое стекло» Марселя Дюшана

Подчеркнем, что сравнение машины, описанной в «Исправительной колонии», и «Большого стекла» Марселя Дюшана открывает удивительные аналогии.

«Большое стекло» состоит из двух наложенных друг на друга стеклянных пластин, расписанных масляными