Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин

Для теплых чулок употреблялся мех – пупки собольи, черева лисьи, песцовый, беличий; полутеплые, осенние, подкладывались тафтою стеганою на хлопчатой бумаге; холодные, летние, подкладывались одною тафтою.

Чулки вязеные, или вязаные, с названием шелковые упоминаются в 1646 г. в Казне царя Алексея Михайловича, который, быть может, получил их по наследству от родителя, но сам, по-видимому, их не носил.

У царицы Евдокии Лукьяновны в Казне было трое чулок немецкое дело, одни шелк лазорев с серебром, другие шелк ал и третьи шелк желт[942].

Царь Федор Алексеевич носил эти чулки разного цвета красные, зеленые, алые (Выходы… С. 649, 654, 679, 681)[943].

Другого рода чулки были сафьянные и назывались ичетыгами, татарским словом, потому что и происходили из Крыма и прозывались иногда Крымскими или Крымским делом. На тафтяной подкладке они украшались по сафьяну золотным шитьем. Но обыкновенно эти ичетыги покрывались, оболакивались камкою, бархатом, атласом или другою шелковою тканью, что обозначалось словом верхи, т. е. покрышка оболочка наружная, почему они и описывались только по этим верхам, без упоминания о сафьяне: и четыги – атлас бел, ичетыги – бархат червчат и т. п. Подкладка была тафтяная.

Длинные чулки требовали подвязок, которые делались из тесьмы, собственно для них изготовляемой волоченым золотом, серебром и шелком с пряжкою. В Казне царя Михаила Федоровича находим: «Подвязки земля шита в-вязь серебром, травы золотом волоченым, оковы серебряны золочены резаны с чернью… Пряжи и наконечники чеканные, запряжники середки канфарены (№ 128). Подвязки деланы в кружки золотом и серебром звездками с шелки с червчатым с лазоревым с таусинным, в каймах шелк зелен с золотом. Пряжи и наконечники серебряны золочены чеканные, запряжники середки канфарены» (№ 129). Такое богатое устройство подвязок объясняется тем, что при ездовом коротком платье они были наруже видимы.

На выезде в 1653 г. царь Алексей Михайлович имел подвязки – тесьмы золото с серебром, пряжи и наконечники серебряны золочены с чернью гладкие (Выходы… С. 285).

В другой раз, в 1664 г., он имел подвязки тесма ткана в кружки золото с серебром с шелки; пряжи и наконечники серебряны золочены (Выходы… С. 411).

Домашние комнатные подвязки бывали тафтяные (Выходы… С. 698) или хзовые кожаные.

* * *

Гардероб царя Михаила Федоровича в 1630, 1633 гг. заключал в себе (№ 128)[944] выходного платья: платен 5, опашней 50, однорядок 36, шуб 50, кафтанов 31, зипунов 58, ферезей 31, кожух 1, сарафанец 1, нагрудник 1.

Ожерельев (к зипунам) 23, тафей 5, колпаков 3, шапок 18, посохов индейских 4, каповых 22, Троицких 6, Кирилловских 17, кленовых 2, стулов 2, подножий 11, ездового платья: ферезей 27, ормяков 3, кебеняков 6, епанчей 5, шляп 4, кафтанов 48, чуг 6, налатников 4, подлатников 3, рукавиц 32.

Чепей 10, тесем 7, кушаков 7, ножей 23, связок 2[945].

Все это числилось в Мастерской палате, собственно, в царской гардеробной, изготовлявшей все одежды и все к ним принадлежности.

Так называемый большой наряд хранился в кладовых Казенного двора. В 1642 г. там находилось платья: 8 платен, 4 кафтана, 3 испода горностайных из-под платен (№ 681).

Столько накопилось платья у царя Михаила в течение 20 лет его царствования – 58 зипунов, 58 ферезей, 79 кафтанов, 50 опашней, 50 шуб. Царь Алексей в первое время немало пользовался одеждами отца, иное перешивал, иное прямо носил, что бывало впору, а затем, по-видимому, и сам наготовил нового платья столько же, если не больше.

Поношенное, отставное платье, как и всякие мелкие остатки, лоскутки и обрезки от его изготовления, очень заботливо сохранялось в царской казне.

В свое время все это накопленное продавалось по самой точной расценке призванными из Ветошного ряда торговыми людьми.

Сохраняются в Архиве Оружейной палаты описи подобного товара[946] за 1626–1652 гг.

Приводим подлинную запись по этому предмету: «Лета 7156 (1648) февраля в 27 день по государеву указу и по приказу боярина Бориса Ивановича Морозова велено продать государево отставное платье: ферези и чуги, шапочные вершки, платья отставного спорки, подкладки, подножье и остатки, которые ни к какому делу не годятся, бархатные, атласные, камчатые, тафтяные, суконные и теплое (меховое) лоскутья [sic] – собольи, куньи, бельи, лапы и лбы и бобровые обочины и всякие мелкие обрезки; и царя Михаила Федоровича шапки, рукавки теплые бархатные и суконные, и понахидное платье опашни, зипуны, ферези, сарафанцы и с отставного платья нашивки и кружевы, завязки и остатки и всякая мелочь, и всякие ветчаные сукнишка, и чеботы и башмаки, ичетыги и покроми. А что кому продано и на ком за что по оценке и наддачею взято денег, и то писано в сих книгах порознь по статьям». Слово наддача обозначает аукцион, на котором покупателями являлись, однако, по преимуществу близкие люди государева двора и Дворцового ведомства. Чеботы и башмаки ценили торговцы Сапожного ряда. Продавались они в этот же ряд не по паре, а десятками пар.

Таким образом, в царском обиходе никакая, даже и негодная мелочь не пропадала даром.

Так называемые Выходные книги описывают платье[947], главным образом праздничное, в котором государь по обычаю выходил из своих комнат на богомолье не только в соборы и монастыри, но и в свои дворцовые храмы, находившиеся на Сенях дворца. В упомянутых книгах совсем нет записей о том, какое подавалось платье государю комнатное, ежедневный обычный носильный или ходильный наряд. Книги, не описывая подробно, упоминают только, что ферези, зипун, шапка были комнатные, из комнаты, зипун комнатный, даже посох комнатный (В. 4), башмаки комнатные или вообще: на государе было платье комнатное[948]. По именам мы знаем, что в комнатах государь носил зипун и ферези, а также башмаки и шапку, само собою разумеется, не столь дорогие по выбору тканей и по убору, потому что в домашнем быту цари были очень бережливы и строго соблюдали в этом отношении известные наставления старого Домостроя.

Даже и в праздничные выходы цари одевались просто и, можно сказать, благочестиво, не прибегая ни к каким особым украшениям и изменениям в своей одежде с целью придать ей более щеголеватости. Покрой одежды неизменно оставался тот же, какой был унаследован от прародителей. Новые виды одежды, приходившие то от Запада, то от Востока, принимались только такие, которые вообще были сходны с господствующим покроем. Некоторое щегольство обнаруживалось только в одежде ездовой, когда государь выезжал за город и верхом на коне. Но здесь щегольство являлось с целью выразить перед всем народом высокое достоинство и честь царского сана так точно, как при