Небо красно поутру - Пол Линч

Нобл сидел, кипя от ярости, и не обращал внимания на шпильки Резчика, который теперь пихал Койла локтем под ребра.

Держится он сам по себе, но с ним все в порядке. Бондарь он из Ферманы. Могло бы и не так свезти, а, Нобл? И как сегодня Инишоуэн?

Инишоуэн?

Так мы тебя зовем в рассужденье того, откуда ты – раз больше ничего о тебе не знаем.

Я в порядке, так-то.

Резчик достал трубку и набил ее табаком. Трута не найдется?

Не-а.

Резчик встал, и занял у кого-то коробок спичек, и закурил трубку свою, и сунул спички себе в карман. Пососал трубку и вновь выдул дым против неба, а потом на него кивнул.

Заметил уже? спросил он.

Койл посмотрел вверх. Белизна неба и облака, почти незримые в нем. Резчик опять кивнул.

Птицы, сказал он. Уж много дней ни одной не видать.

Койл улыбнулся, и встал, и принялся ходить вокруг. Посмотрел, как по палубе спотыкается мальчуган с замурзанным личиком. Посмотрел, как мчится он на проворных ножках и падает, крохотуля, среди древесных стволов ног. Мальчуган снова поднялся и пошел бродить, внимательно рассматривая доски настила, как будто содержали они в себе нечто таинственное, а потом сложил ноги и сел на них. Он принялся играть с ракушками из кармана, выложил их единым рядком у своих ног. В мальчугане признал он лицо собственной детки, увидел ручки своей дочурки, пробовавшей очертания камешков, услышал котомочку ее голоса и повернулся к огромной пустоте моря, дыханье его затаилось в груди, и выглянул вдаль, где время и движение, казалось, встали тихо, где, похоже, ничего не случалось вообще, в пустоту, у которой отняли любовь и боль, в громадный смыв распамяти, хранимый в ее нескончаемой вечности.

* * *

Резчик доел и облизал пальцы. Мы уж думали, не жилец ты, сказал он.

Койл поднял взгляд от своей еды, а потом ложкой отправил ее себе в рот. Овсянка комом стояла у него в глотке, пока он говорил. Что, раньше никогда больных не видали?

Ну. Но редко такой сильно больной, как ты, потом выкарабкивался.

Тут нечего делать, только поправляться. Хотя у меня много времени ушло, чтоб это сообразить.

Тут нечего делать, только болеть.

Это я попробовал. Не стал бы советовать.

Напротив них пара молодых парнишек принялась валять дурака, каждый пробовал на втором захваты шуточной борьбы.

Увидишь капитанскую супружницу, можешь ей спасибо сказать.

Это еще зачем?

Это она тебе на выручку пришла. Судовой помощник следит за всеми, кто болеет. Она спускалась несколько раз тебя проведать. Давала тебе капли чего-то, чтобы спал крепче.

Интересно, что это было.

Она сказала, что не думает, будто у тебя сыпняк.

Я еще не совсем поправился.

Выглядишь ты крепче.

Это не из-за пищи.

Семь фунтов хлеба, муки или риса на человека каждую неделю, и три кварты воды в день. Есть что праздновать.

К борцам начала стекаться толпа, изголодавшаяся по развлеченью. Один паренек был рыж и невысок, и противника своего он свалил наземь захватом лодыжки. Борцы улыбнулись сквозь стиснутые зубы, а затем рыжего схватили за промежность, и он взвыл и расслабил хватку. Вместе этого дотянулся до шляпы противника, и сорвал ее с головы, и убежал. Резчик встал посмотреть и захохотал, и Койл тоже встал и посмотрел, что происходит, а потом повел головой в сторону семейства, которое сидело и ело.

Вижу, многие умные прихватили с собой масло и яйца.

Ага. А ты вот ничего не прихватил.

Не-а.

И почему же?

Жуть как торопился убраться из той преисподней.

Рыжий стоял у правого борта и шляпу держал над морем, а второй парняга добрался до него и стал тянуть его за руку. Дернул рыжего за ухо, и тот завопил и выпустил шляпу из руки. Ошеломленно смотрел второй, как шляпу его уносит прочь ветром, как подымается она на пару́, словно собралась в полет, а затем решила опуститься на море. Толпа кинулась вперед пялиться за край, и взвыли они и стали хохотать, а рыжий вырвался и удрал на нижнюю палубу.

Койл осмотрел людей вокруг себя. Сколько народу на борту? спросил он.

По моим прикидкам, человек сто пятьдесят.

И я вижу, семьи держатся сами по себе.

Ага.

А женщины в женских отсеках к тому ж.

Ну, это как поглядеть, если ты меня понимаешь.

Койл вопросительно изогнул бровь.

Давай просто скажем, что я слыхал, есть одна-две, кому добро пожаловать в гости.

Резчик подмигнул и потер незримую монету в пальцах, а Койл потряс головой и рассмеялся.

А это ты мне соломки подстелил?

Я попросил за тебя.

Доброе дело сделал.

Ну а что остается человеку?

Мог бы считать заплутавших птиц.

Резчик улыбнулся. За человеком порой любопытней наблюдать, чем за зверем.

Так прикидываешь?

Ага. Взять тебя, к примеру.

А что со мной?

Ну, для начала ты вечно с этой грязной ленточкой возишься. И вид у тебя такой, будто ты мог бы от чего-нибудь драпать.

Койл поймал себя на том, что сжимает руку в кулак, и ленточку сунул в карман.

Как же ты это вычислил?

Резчик лишь осклабился рядом кривых зубов да повернулся глядеть на потасовку под палубой.

* * *

Еду свою он взял на камбузе и спустился по кормовому штормтрапу, держась одной рукой за поручень. Тихий ропот разговоров в отсеке для мужчин, и Резчика нашел он на верхней койке, тот сидел и болтал ногами, а на его койке мужчины курили.

Вот он.

Один вроде как приподнялся уступить место, но Койл велел ему остаться, а сам сел на койку Нобла напротив, разломил над кашей галету и зачерпнул ложкой.

Резчик говорит мне, ты парень что надо.

Он взглянул вверх и увидел у своей головы две ноги, а потом к нему свесилось лицо. Человек вытянул пальцы на ногах, и соскользнул спиною сверху, и подсел к нему на нижнюю койку.

Ничего я такого не говорил, сказал Резчик. Не лезь к нему, Снодграсс. Опасный он тип.

Хохот у Резчика громадный и хриплый. Человек улыбнулся и мерцающим серым язычком облизнул губы, а потом протянул руку, что стало крепким пожатием.

Ага. Зови меня Снодграсс, сказал он.

Ладно, значит, Снодграсс.

Что скажешь, стало быть?

Ничего особенного.

И откуль будешь, стало быть?

Кто ж знает.

У тебя там кто есть?

Не-а. У самого?

Ох нет, промолвил Резчик.

Что такое? спросил Койл.

Ты его опять заведешь.