9 дней в «Раю», или Тайна императорской броши - Рафаэль Тимошев

могло не тешить самолюбие. Аудиенция русского царя, императрица с сапфировой брошью, юный наследник с великими княжнами, золотые часы, дарованные из императорского кармана, да очередной чин, предрекаемый самим государем, — все это не могло не кружить голову, на которую столь неожиданным образом свалилась вся эта сказочная нереальность. И сегодня должна произойти кульминация всего этого чуда — назначение на должность при штабе Верховного главнокомандующего всеми сухопутными и морскими силами Российской империи! О том при выходе из государевой столовой предупредил Пустовойтенко, обязав явиться к нему, как и прежде, в одиннадцать часов до полудня.

Если бы только он знал, каким неожиданным разочарованием обернется эта встреча! И что предвестником его станет еще одно событие, которое при всей своей внешней незначительности окажется тесно связанным с тем поворотом судьбы, который уже произошел со встречи с ненавистным старшим унтер-офицером Хромовым…

Собрался скоро — надо было успеть позавтракать. И не то чтобы позавтракать, а скорее выпить легкого вина, дабы восстановиться после вчерашней посиделки с Беляевым — единственным, кто охотно согласился справить радость старшего по чину офицера, еще не имевшего в Могилеве другого товарища. Он уже собирался выходить, когда в дверь неожиданно постучал его вчерашний товарищ. Взъерошенный, с испуганными глазами, Беляев сбивчиво объявил, что высокоблагородию надлежит срочно спуститься в ресторан, ибо перед встречей с генкваром Ставки с ним желает переговорить начальник его первого делопроизводства полковник Щолоков.

— Стол заказан, они-с прибудут с минуты на минуту! — отдышавшись, добавил с каким-то облегчением, словно свалил с себя непосильный груз.

Листок, улыбнувшись, похлопал прапорщика по плечу:

— Хорошие известия, милейший! Спасибо! Значит, все будет как надо! А за встречу с полковником не беспокойся — я и без того собирался завтракать…

В ресторане его действительно усадили за назначенный стол. Он заказал вина и стал ждать. Душа торжествовала — судя по всему, уготовано ему назначение в первое оперативное делопроизводство управления генерал-квартирмейстера Ставки, коим начальствовал этот полковник Щолоков. Видать, хочет заранее подготовить к встрече с Пустовойтенко…

За радужными мыслями не сразу заметил довольно-таки привлекательную даму лет двадцати пяти, сидевшую за соседним столом. Обратил же внимание, когда женщина, сидевшая к нему спиной, вдруг мимолетным движением повернулась, продемонстрировав тонкий профиль.

С той минуты он уже не спускал с нее глаз. Но чем дольше смотрел, тем больше восхищение сменялось легким недоумением — прелестная дама отчего-то сидела одна и так же, как он сам, пила в столь раннее время белое вино! Как-то не вязалось это со светскими манерами и тем более с изысканной внешностью юной незнакомки… Словно почувствовав на себе его взгляд, она внезапно обернулась и, обдав ротмистра презрением, гордо отвела взор в сторону. И похоже, вид незнакомого офицера, беспардонно рассматривающего ее, настолько возмутил неприступное создание, что дернувшаяся брезгливо дамская ручка сбросила лежавшую на столе сумочку на паркетный пол.

Реакция ротмистра была незамедлительной. Вскочив, точно натасканный на сумочки доберман, он в два прыжка оказался подле пахнувшего духами женского аксессуара, быстро поднял его и протянул отпрянувшей от неожиданности даме.

— Простите, сударыня, ваша сумочка! Вы уронили…

И дабы вконец не напугать прелестницу, добавил, слегка прищелкнув каблуками:

— Ротмистр Листок, Алексей Николаевич!

Девица, обдав его любопытствующим на этот раз взглядом, осторожно приняла уроненный клатч и, вдруг улыбнувшись одними краями губ, мило произнесла:

— Merci, monsieur l’officier![30]

Ротмистр во французском был не столь силен, как, скажем, в немецком, но уловил сразу, что это «merci» могла произнести только француженка! Только как столь очаровательная мадемуазель могла оказаться здесь, в Могилеве, в Ставке русского командования? Что, если это и не мадемуазель вовсе, а жена какого-нибудь посланника одной из дружественных армии?

Пауза, однако, затягивалась, надо было что-то сказать или сделать, и тут Алексей Николаевич с ужасом понял, что от смущения, кроме «merci» и «bonjour», не может вспомнить ни одного нормального слова из родного языка красавицы. Результатом потуг стало нечто совершенно чудовищное: сердясь на собственную невежественность, он вслух выпалил то, о чем в сердцах мысленно в эту минуту сокрушался:

— Черт бы вас побрал, мадам! Отчего ж вы не говорите по-русски!

Сказал и вжал голову в плечи — француженка, уже открывая сумочку и не глядя на него, неожиданно по-кошачьи промурлыкала:

— Я говорить пльёхо, но вас понимай…

— Боже! — воскликнул уничтоженный Листок. — Я был введен в заблуждение… Прошу, бога ради, простить!

Но мадемуазель, казалось, уже потеряла интерес к происходящему — не спеша выложила на стол мелочь и, аккуратно защелкнув сумочку, стала подниматься.

— Нет! — взмолился Листок. — Вы не можете уйти вот так, не извинив меня!

— Это не вьяжно тепьер, monsieur l’officier!

— Назовите хотя бы ваше имя!

Незнакомка, уже направлявшаяся к выходу, кокетливо обернулась и на ходу бросила:

— При нов встреч, beau gosse![31]

Дурацкая сцена — дама вышла, а он, точно нашкодивший гимназист, остался стоять на глазах всего ресторана. Прошел к своему столу, сел. Сколько сидел — уже без всякого интереса к некстати заявленному полковнику, — сказать теперь невозможно. Только вдруг случайно брошенный на широкое ресторанное окно взгляд выхватил переходившую на противоположную сторону женщину в богатом меховом пальто. Мозг разорвало не то, что в ней он узнал свою строптивую незнакомку, а то, что мадемуазель направлялась к стоявшему напротив автомобилю, из которого неожиданно вышел гвардейского вида мужчина в штатском. И это был тот самый усатый старший унтер Хромов, который встречал несколько дней назад надворного советника Лимке и буквально вчера нахамил ему на Губернаторской площади! Мерзавец галантно открыл перед француженкой заднюю дверцу, помог взойти в авто и, закрыв дверь, прошел на переднее сиденье…

В глазах ротмистра потемнело. Не помня себя, он вскочил, путаясь в каких-то бумажках, вырвал из кармана кителя первую попавшуюся купюру, бросил ее на тарелку и стремглав вылетел из ресторана… Но было поздно — тарахтя по еще немноголюдной улице, мотор уже проезжал соседний квартал.

Черт возьми, что это все могло значить! Что за людей развозил охранник Спиридовича! Секретных людей дворцового коменданта? Тогда отчего о них неведомо Пустовойтенко? И что, если эта прелестная мадемуазель и чертов Лимке — одна компания? Ведь до чего странное совпадение: и надворный советник, и француженка — оба прибывают в Могилев в одно и то же время, и обоих встречает один и тот же человек… Не странно ли? Нет, пожалуй, обо всем следует доложить Пустовойтенко. Вчера не удалось, так это надо сделать сегодня!

Машинально достал