Могущество Ничто - Александра Давид-Неэль

разложенное перед ним богатство, он радовался и уверенно смотрел в будущее, ибо смысл жизни тибетца заключается в том, чтобы сытно есть. Тем не менее он благоразумно решил экономно расходовать свое добро. Сначала надо было съесть караваи, способные зачерстветь за несколько дней. Затем ему предстояло печь хлеб из муки, которая у него была. Итак, Мунпа взял на кухне одни лишь кипяток, о чем он предупредил хозяина, и приготовил себе большую кружку чая. Перед тем как лечь спать, он тщательно убрал все продукты в мешок, подложил его под голову вместо подушки и, укрывшись одеялом, заснул.

Снились ли дрокпа высокогорные зеленые пастбища и озера с лазурной водой его родного края? Утром, после пробуждения Мунпа об этом не помнил; перед тем как направиться на кухню, он дошел до ворот двора и выглянул наружу; перед ним предстал тот же унылый пейзаж: желтая голая земля без единого бугорка простиралась до самого горизонта… Сущая страна демонов,

— Должно быть, очень скучно здесь жить, — сказал Мунпа хозяину, наливая кипяток для чая.

— О, конечно! Но мне тут недолго остаюсь. Скоро я перееду, как и другие.

— Какие другие?

— Те, кто здесь жил. Разве вы не видели по дороге заброшенные деревни?

— Да, по… почему?

— Песок. Идите сюда.

Хозяин повел Мунпа к воротам и показал ему на холм, возвышавшийся на небольшом расстоянии от них.

— Тут было несколько домов, — сказал он. — Жители уехали отсюда вот уже три года тому назад, и, видите, домов теперь совсем не видно, их завалило песком. А там, левее, смотрите, это ферма. Она еще стоит, но гора песка вокруг нее растет; фермеры уехали в прошлом году. Я уеду следующей зимой, когда колодец пересохнет. Песок, который ветер наносит к задней стене двора, уже почти сравнялся с ее высотой, он того и гляди посыплется внутрь.

— Это какое-то проклятие! — воскликнул Мулла. — Что натворили здешние жители, за что их так наказали?

— Не знаю. Старики рассказывают, что их отцы утверждали, будто при них тут были поля, росли деревья и трава; однажды из Пекина приехали ученые, они рыли землю и нашли развалины больших городов, а также храмов с изображениями Фо, картинами, написанными па стенах, и статуями. Но Гоби все это поглотила… Вы верите в Фо?

— Разумеется, — ответил Мунпа, — я совершаю паломничество к Тысяче будд.

— А! В Дуньхуан! Я никогда там не был, но говорят, что это очень святое место, где много-много будд под землей, столько, что никто не может их сосчитать, а если кто и пытается, то их становится все больше и больше.

— Яцен![74] — воскликнул Мунпа, преисполненный восторга и веры. — Далеко ли отсюда до этого места? — спросил он хозяина.

— Ну, — ответил тот, — путник должен чувствовать истинное расстояние, оно не измеряется в ли[75]. Слабому или усталому человеку путь кажется долгам, а сильный и выносливый путник преодолевает его незаметно. Сдается мне, вы — крепкий малый… и у вас есть чем пополнить свои силы, — прибавил он, глядя, как Мунпа налегает на ножку копченой утки, извлеченную из своего мешка. — Думаю, вы доберетесь туда дня через три-четыре.

Мунпа закончил есть, рассчитался с хозяином постоялого двора и отправился дальше.

Несмотря па воодушевление, которое испытывал наш герой при мысли о том, что ему предстоит встретиться с множеством будд, неизменно мрачный пейзаж, сопутствовавший страннику, начинал действовать на него угнетающе. Ноша казалась ему тяжелее, чем ей полагалось быть. Он медленно продвигался вперед. Вечер наступил, прежде чем Мунпа добрался до постоялого двора, о котором говорил ему вчерашний хозяин как об очередном ориентире, обозначавшем конец еще одного этапа на караванном пути. Недалеко от обочины дорога виднелась группа домов, наполовину занесенных песком. Мунпа решил там расположиться.

Погода благоприятствовала тибетцу; ему посчастливилось странствовать весной. Зимой на той же дороге одинокие усталые путники, опрометчиво засыпающие во время привала, замерзают во сне, в то время как в разгар лета некоторые из них получают солнечный удар из-за сильного зноя. Мунпа же мог прекрасно отдохнуть на мягком песчаном ложе.

Он немного поел и выпил воды из бурдюка. У воды был отвратительный вкус, и она вызвала спазмы у него в желудке.

Наутро Мунпа проснулся разбитым, его бил озноб. Неужели у него снова начался жар?.. Дрокпа был этим немало встревожен, но еще больше удивлен: до того, как оказаться в этом краю демонов, он никогда не болел. В песке, покрывавшем все вокруг саваном, было нечто сверхъестественное.

«Да что же это такое, в самом даче?» — думал обитатель зеленых просторов[76]. Происки демонов были налицо.

— О! Скорее бы выбраться из этого заколдованного места! — отчаянно воскликнул он.

Бедный сифань снова чувствовал, что его окружают враждебные тайные силы. Юноша вспомнил о мирных днях, когда ой жил подле Гьялва Одзэра, почтенного гомчена. Он всем своим существом устремился к Учителю, которому преданно и благоговейно служил. Учителю, ныне застывшему на сиденье для медитации. Своему мертвому Учителю… или он по-прежнему был жив?

Воспоминание о стихах Миларэпы, которые, как слышал Мунпа, монотонно читали ученики Одзэра, внезапно навеяло ему следующую молитву:

«О мой Учитель, воплощенный Будда,

Перед которым склоняются даже боги,

Прибежище всех живых существ,

Услышь молитву одинокого странника, взывающего к тебе.

Я обращаюсь к тебе в горестный час.

Даруй мне свою милость,

Благослови меня явлением своего божественного лика.

Я оказался здесь, чтобы помочь тебе,

Затерянный в этом незнакомом и враждебном краю,

Взгляни же на меня из незримой обители, где ты пребываешь».

Мунпа воздел руки, сложив их в почтительном жесте; слезы катились из его глаз, оставляя борозды на пыльных щеках. Он простерся ниц и долго лежал, уткнувшись лицом в песок, в порыве исступленного благочестия и ожидания.

Однако ему так и не довелось ощутить ласкового прикосновения, свидетельствующего о том, что отеческая рука гуру легла на его голову. Мунпа поднялся. Перед ним по-прежнему расстилалось желтое пространство безжизненной, опустевшей земли.

Но ведь в первый вечер после ухода Мунпа из скита Гьялва Одзэр предстал перед ним, величественный, как Бог, озарив темноту своим сияющим силуэтом. Почему же теперь он отказывался ответить на зов ученика? Очевидно, Мунпа провинился. Он так и не нашел бирюзу, волшебную бирюзу, которую ждал гомчен.

Внезапно молодого человека осенила новая догадка, еще более страшная, чем мысль о собственной вине.

А что, если, пока Одзэр ждал свою жизнь-бирюзу, его жизненные силы таяли? Может быть, он был уже