Совы во льдах: Как спасали самого большого филина в мире - Джонатан Слат

японским биологам, которые специализировались на рыбных филинах, и попросил у них совета по отлову взрослых птиц. Ответа от них я не дождался. Тамошние исследователи неохотно делились информацией о находящихся под угрозой исчезновения филинах, особенно секретами о том, как их отыскать и поймать. Вероятно, виной тому были известные в Японии случаи{91}, когда чрезмерно рьяные любители птиц и фотографы-натуралисты, сами того не желая, разрушали гнезда рыбных филинов или как-то иначе наносили вред птицам при попытке взглянуть на них поближе. Я был никому не известным студентом, еще не получившим признания среди специалистов по рыбным филинам, поэтому мои адресаты сочли меня чужаком, который ни с того ни с сего обратился к ним и ждет, что ему откроют сокровенные тайны. При таком дефиците информации об отлове рыбных филинов и отсутствии представления о том, насколько настороженно они относятся к различным видам ловушек, нам с Сергеем не оставалось ничего другого, как самостоятельно учиться методом проб и ошибок. Недолго думая, мы решили, что поимки четырех рыбных филинов для первого года будет вполне достаточно.

Полдюжины датчиков, которые я привез с собой, имели решающее значение для нашего исследования. Эти маленькие устройства выглядели как пальчиковые батарейки, снабженные 30-сантиметровыми гибкими антеннами. Датчики крепились к совам наподобие рюкзачков{92}, лямки которых располагались вокруг каждого крыла и вместе с ремешком под килем удерживали их на месте. Каждую секунду прибор посылал беззвучный радиосигнал, который мы ловили при помощи специального приемника. Благодаря этому можно было вычислить примерное местонахождение{93} филина при помощи триангуляции – того же приема, что я использовал год назад для поиска гнездового дерева, когда по компасу определял, откуда доносятся крики птицы, – только теперь ориентироваться пришлось бы уже не на голос филина, а на силу радиосигнала. За несколько лет нам предстояло накопить сведения о местах обитания рыбных филинов, чтобы выяснить, в каких биотопах обычно селится эта птица, а каких избегает. Такой процесс, называемый «выбором ресурсов», позволяет биологам{94} соотносить значение различных типов среды обитания или других природных особенностей, таких как обилие добычи (в целом называемых «ресурсами»), чтобы лучше понять экологические потребности отдельно взятого вида. Например, нам известно, что рыбные филины добывают пищу в реках, но любая ли река подходит им для этого? Может быть, водоем, на котором они охотятся, или даже какой-то конкретный его участок должен соответствовать определенным характеристикам по ширине, глубине или донному субстрату? А где они гнездятся? Имеет ли для них значение что-то, кроме гнездового дерева, или окружающий лес тоже важен и от количества хвойных деревьев или расстояния до ближайшего населенного пункта зависит, устроит ли в этом месте гнездо рыбный филин? Снабдив датчиками несколько филинов и наблюдая за повторяющимися моделями их поведения, мы рассчитывали понять, какие ресурсы им необходимы. Такой анализ, лежащий в основе всякого плана по сохранению дикой природы, был краеугольным камнем и нашего проекта.

Мы обозначили ряд обстоятельств, которые могут помешать нам во время полевого сезона. Во-первых, погода. Лучше всего для отлова птиц подходила, бесспорно, зима: в это время их легче найти, потому что они держатся поблизости от того места, где охотятся. Но опыт экспедиции на Самаргу показал, насколько непредсказуемы погодные условия в это время года. Снегопады могли сильно осложнить нам передвижения, а то и вовсе стать непреодолимой преградой, а с приходом весны, особенно в марте, угроза застрять в дороге становилась постоянной. Следующий вопрос касался кадров. Кроме Сергея, никто из команды Сурмача не мог позволить себе провести целых два месяца в лесу: дома их ждали другая работа или семья. Мы предполагали, что за год у нас один-два полевых ассистента будут меняться, при этом у каждого из них будут свои достоинства и недостатки. И последним фактором, который определял все наши решения, был бюджет. Финансирование нашего исследования ограничивалось получаемыми мной грантами, при этом технология, которую мы использовали, стоила больших денег. Это означало, что мы не сможем снабдить каждого увиденного нами филина датчиком, – придется действовать стратегически. Например, в случае недостатка доступных датчиков, после того как мы поймаем одну птицу, разумнее не дожидаться, пока попадется второй филин, и переехать на новую территорию. Для нашего представления о перемещениях этих птиц лучше, если у нас будет две птицы с разных участков, а не две с одной и той же территории. Мы начинали полевой сезон 2007 года, имея в запасе стратегию, но при этом знали, что наши планы, скорее всего, изменятся, как это нередко случалось в процессе работы. От нас требовались гибкость и готовность принимать решения на ходу.

Поутру мы с Сергеем выехали из Владивостока и ближе к полуночи того же дня, после долгого путешествия в окружении гор, лесов и темноты, прибыли в Терней. Сергей сидел за рулем своего красного «Хайлюкса» и тянул на прицепе черный снегоход «Ямаха», на котором мы ездили во время экспедиции по Самарге. Я обрадовался, увидев, что в межсезонье он оснастил автомобиль шноркелем с гибким воздуховодом. С таким приспособлением необходимость в клейкой ленте и открытом капоте на глубоководной переправе отпадала сама собой.

Трехэтажное деревянное здание Сихотэ-Алинского исследовательского центра стояло высоко на горе, откуда открывалась захватывающая панорама поселка, Японского моря и гор Сихотэ-Алиня. Центр возглавлял Дейл Микелл из Общества сохранения диких животных, который жил в Приморье давно, с 1992 года, – дольше всех остальных американцев. Дейл сказал, что двери центра всегда открыты для нас с Сергеем и мы можем остановиться там в любой момент.

Мы переночевали в тепле и покинули Терней рано утром, чтобы поскорее приступить к работе. Стоял мороз около –30 ℃, и, пока мы осторожно спускались по крутой обледенелой ухабистой дороге, я смотрел, как солнце, которое едва взошло над Японским морем, подсвечивает столбы белого дыма над кирпичными трубами у нас на пути. Мы проехали около десяти километров на запад от поселка, в ту сторону, куда течет река Серебрянка и где прошлой весной я слышал крики рыбных филинов. Оставив машину на обочине, мы зашагали под пологом обнажившихся дубов и берез к скованной льдом ленте реки – перед нами была Серебрянка. Пока мы катили по скользкому шоссе, я обратил внимание, что река почти полностью замерзла. Заметив, что открытых участков воды на реке осталось совсем мало, а размер некоторых из них не превышает нескольких метров в длину и ширину, я понял, что охотиться обитающим там рыбным филинам почти негде. Мы точно знали, в каких местах установим ловушки. Обследовав территорию, мы вернулись к машине дожидаться сумерек и, пока Сергей разводил костер и кипятил воду для чая, успели обсудить наши планы. Филины вознаградили наше терпение дуэтом. Все шло неплохо.

Вернувшись в Терней, мы принялись сооружать ловушки. Первым делом{95} нам с Сергеем хотелось испытать метод под названием «петельчатый коврик». Эта простая ловушка легко вводит в заблуждение хищных птиц и представляет собой прямоугольный кусок прочной металлической сетки, покрытый несколькими десятками широких петель из рыболовной лески, напоминающих широкие лепестки цветов. Готовую ловушку размещают в том месте, куда может приземлиться или наступить птица, и, когда ее лапка попадает в почти невидимую петлю из лески, она делает инстинктивную попытку вырваться из нее, тем самым только сильнее затягивая и оказываясь в западне. К петельчатому коврику на длинной веревке привязывают утяжелитель, чтобы не дать птице взлететь, когда она попытается это сделать. Узелки петель затянуты таким образом, что, как только птица потянет посильнее, они распустятся – эта предосторожность помогает избежать травм конечностей из-за нарушения циркуляции крови. Но именно поэтому пойманного филина нельзя оставлять в ловушке надолго, иначе он вырвется на свободу.

Мы готовы были приступить к работе немедленно, однако Терней окутала метель, подобная той, что случилась тут прошлой зимой, когда я ждал вертолета в Агзу. В итоге выпало около 70 сантиметров снега. На вершине горы, у Исследовательского центра, в котором мы пережидали непогоду, намело высоченные сугробы. Ловить птиц в такую погоду было невозможно – наши приспособления просто утонули бы в снегу, – поэтому мы с Сергеем сидели в тепле, вязали петли из лески, пили пиво, парились в бане и любовались снегопадом.

Когда погода наладилась, мы вернулись на Серебрянку и с сожалением обнаружили, что снежный покров на берегах лежит нетронутым.